Родной очаг - [29]
— Да разве нам жалко, — великодушно сказал Иван.
Сонька просунула голову в кладовую, и глаза ее, привыкшие к свету, ничего не могли увидеть.
— Где же тут ваша фабрика?
— Да это не фабрика, а жернова, — уже недовольно буркнул Иван.
— Пусть и так будет… Называйте как хотите, лишь бы мололо.
Нащупав в темноте жернова, она принялась дергать за ручку, но ничего у нее не получалось. Очевидно, к своим привыкла, а эти были неудобны.
— Уж не нарочно ли для меня испортили, а? — сказала Сонька.
— Как это — испортили? — чуть ли не сердился Иван. — А ну, отступите, мы вам покажем.
Как стали они с Толиком показывать, так за какие-нибудь полчаса Сонькино зерно перетерли, словно и не было его. Только хекали оба да лоб вытирали.
— А из вас лихие фабриканты! — засмеялась Сонька. — Вам бы волю, так живо бы в богатеи вышли с такими жерновами.
Она насмехалась откровенно, открыто, и Иван не сдержался:
— А вы, тетка, не смейтесь!
— Да кто ж тут смеется?
— Вы не смейтесь, а за помол заплатите.
У Соньки язык отнялся. Едва пришла в себя:
— Это мать научила тебя брать за помол?
— Вы мою мать не трогайте, — отрезал Иван. — Она у вас на шее не сидит.
— Нет, вы только послушайте его! — всплеснула руками Сонька. — И где это ты говорить так научился?
Иван не отвечал, глядя на нее исподлобья. Рядом с ним, так же глядя исподлобья, стояли Толик и Саня.
Твердоступиха сразу прикусила язык. И голос у нее хоть и не подобрел, но стал мягче:
— Что ж, пошли со мною…
Они все и пошли к ней домой. Сонька и вправду не обманула Ганкиных детей. Стояла у нее миска с варениками, видно, позавчера были сварены, но не съедены, вот она их и отдала. Берите, мол, свою плату, если такие настырные.
Иван нес вареники, Толик и Саня хотели еще по дороге попробовать, но он шлепал их по рукам. А дома выложил вареники в миску и приказал, чтоб никто не трогал.
Дети так и не знали, вкусные те вареники или нет, но целый день о них думали.
Вечером вернулась с работы Ганка. Встретил Иван ее на пороге — никак не мог дождаться.
— Вы, мама, — начал, — наверно, думаете сейчас, что бы такое на ужин приготовить.
— Да о чем же мне еще и думать…
— Идите в хату.
Ганка, услышав это, сердцем почувствовала: должно быть, натворили что-то. А увидя в миске вареники, даже растерялась: кто же это налепил их и сварил, уж не Саня ли?
— А с чем вареники? — спросила торопливо.
— Н-не знаем, — ответили дети.
— А где ж это вы расстарались?
Они наперебой принялись объяснять, что дали им вареники за помол.
— Сонька Твердоступиха дала? — удивилась мать.
Старший сын растолковал, что Сонька давать не хотела, тогда они сами потребовали.
— Потребовали? — почернела лицом Ганка. Взяла вареник, надкусила — с картошкой. И картошка уже прокисла, и тесто.
Дети, почувствовав недоброе, насупились.
Ганка ничего им не сказала. Молча принялась готовить ужин. Ее несвятая троица выскользнула потихоньку во двор и долго не появлялась. Пришли, когда на столе исходил паром суп.
И только были вылизаны миски, как младшая, Саня, не удержалась:
— Мама, а вареники?
Вареники с картошкой стояли нетронутыми, и дети с жадностью поглядывали на них.
Ганка все еще не могла вымолвить слова. Наконец сказала:
— А разве вы не наелись?
Грех им было врать, что не наелись. Но ведь и вареников страсть как хотелось.
— На чужие вареники разохотились? — продолжала Ганка. — А может, у людей еще какого добра много, так вы на все их добро будете зариться?
Иван первым опустил взгляд — догадался, к чему мать клонит, только Саня с Толиком смотрели на нее ясно и открыто.
— Мы ведь заработали, — отозвался Толик.
— Выпросили, а не заработали! — прикрикнула мать. — Или вы у меня нищими стали, что выпрашиваете? Или я вас прокормить не могу? А Иван? Это ты все затеял! Что молчишь?
Он пробубнил глухо:
— А чего она такая — пришла на наши жернова, мы ей смололи, а она бежать? Много тут таких шатается!
Ганка встала из-за стола — вот-вот шлепнет его! Но сдержалась.
— Ты выпросил, ты из рук вырвал! Или я вас этому учила? Не троньте чужого, крошки не троньте. А то руки отсохнут.
Толик невольно взглянул на свои руки и сразу отвел глаза.
— Где твоя гордость, Иван? Тебе меня не жалко? Как мне теперь на людей глядеть? Молчишь?
Она еще много сказала им в этот вечер: что должны быть уважительными, что должны быть работниками в этой жизни, а не дармоедами. И про честь говорила, про совестливость.
К вареникам так никто и не притронулся.
С тех пор, кто бы к ним ни пришел, Иван со своими меньшими братом и сестрой уже ничего за помол не требовали. Хотя, сказать правду, не совсем понимал он свою мать. Ведь не грабил никого, ведь за работу брал, чтобы семье помочь. А матери словно разум затмило, этого не заметила.
Ну что ж, раз так, то так, мать он послушает…
К ним все чаще стали приходить те, кому нужно было срочно смолоть, а с горсточкой на мельницу не побежишь. Может, потому, что добрые были Ганка и ее дети? Или потому, что мололи, не отказывались?
Как бы там плохо ни шли дела у Ганки, но шли. Вскоре на чердаке у нее стояло четыре таких больших листа стекла, что хоть сейчас режь их да в окна вставляй — весь мир станет видно. И покупала его Ганка не так, как столбы. Теперь уже никто ее не обманет.
В новом романе известного украинского писателя Е. Гуцало в веселой и увлекательной форме, близкой к традициям украинского фольклора, рассказывается о легендарном герое из народа Хоме Прищепе, попадающем в невероятные и комические ситуации. Написанный в фантастико-реалистическом ключе, роман затрагивает немало актуальных проблем сегодняшнего дня, высмеивает многие негативные явления современной действительности.
Одна из основных тем книги ленинградского прозаика Владислава Смирнова-Денисова — взаимоотношение человека и природы. Охотники-промысловики, рыбаки, геологи, каюры — их труд, настроение, вера и любовь показаны достоверно и естественно, язык произведений колоритен и образен.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые — журн. «Новый мир», 1926, № 4, под названием «Московские ночи», с подзаголовком «Ночь первая». Видимо, «Московские ночи» задумывались как цикл рассказов, написанных от лица московского жителя Савельева. В «Обращении к читателю» сообщалось от его имени, что он собирается писать книгу об «осколках быта, врезавшихся в мое угрюмое сердце». Рассказ получил название «Сожитель» при включении в сб. «Древний путь» (М., «Круг», 1927), одновременно было снято «Обращение к читателю» и произведены небольшие исправления.
Впервые — журн. «Новый мир», 1928, № 11. При жизни писателя включался в изд.: Недра, 11, и Гослитиздат. 1934–1936, 3. Печатается по тексту: Гослитиздат. 1934–1936, 3.
Необычайные похождения на волжском пароходе. — Впервые: альм. «Недра», кн. 20: М., 1931. Текст дается по Поли. собр. соч. в 15-ти Томах, т.?. М., 1948.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!