Родная окраина - [8]

— Да! — обрадовался сосед. — Вот ее и продай мне. Скольки она?..

— Шо — скольки?

— Скольки положишь?

— Да ты шо? — обиделся Карпо.

— Ты ж деньги платил за них…

— Какие там деньги, — поморщился Карпо. — Шпал вон какая куча, а денег — вот такусенькая, — засмеялся, взялся за конец шпалы. — Бери, понесем.

Подхватили шпалу, понесли через улицу в Неботов двор. Вышла Ульяна на порог, смотрит им вслед, качает сокрушенно головой. А когда Карпо прибежал за топором, сказала с ехидцей:

— Ну вот, уже одну шпалу определил. Не успел во двор притащить, тут же со двора понес.

Остановился Карпо, развел руки в стороны, поднял удивленно брови:

— Да чи тебе жалко?.. Што ты их, солить будешь, чи шо? Глянь, какая куча!

— Дак ты ж что-то думал, когда покупал?..

— Ах, — досадливо крякнул Карпо и пошел к соседу.

Вернулся он после обеда, подошел к яме, постоял, почесал затылок: чужую работу сделал, своя никак не продвигается. Приуныл. А делать что-то надо, без погреба нельзя.

Вечером на другой день шел Карпо с работы и внизу, под железнодорожной насыпью, споткнулся о рельс. Вернулся, долго смотрел на него: пропадает добро, а ведь можно ж куда-то приспособить. И вдруг осенило: так вот же то, что нужно для погреба. «Матица! Положить ее по центру и сделать погреб на длину двух шпал. Один конец шпалы будет лежать на стене, а другой — на рельсе. Выдержит рельс, лучшей балки и не придумать. И ступеньки в погреб сделать, как у Симакова. А над ступеньками крышу не обязательно делать сводчатой, кирпичной, можно из шпал соорудить, вроде сарайчика, теплее даже будет, чем из кирпича. Шпал много, на все хватит, еще и останутся…»

Стоит над рельсом, размечтался. Паровозный свисток «разбудил» его, очнулся Карпо, побежал домой.

Прибежал, подхватил тачку, мобилизовал с собой домашних — жену, Марью, старшего сынишку Никиту прихватил, подались за посадку к насыпи. Взвалили с трудом рельс на тачку, везут. Ульяна попыталась охаить Карпову находку — мол, «горбатая рельса, куда она…», но он резко пресек и не допустил обсуждения. «Зато крепкая. А горбатая — разогнуть можно, это не человек, которого только могила выпрямит».

Везут, хекают. Карпо в оглоблях. На неровностях дороги мотает мужика из стороны в сторону, еле удерживает равновесие. Попадет колесо в выбоину — так всех и отбросит от тачки. Длинный, тяжелый груз, того и гляди, заденет концом кого. А не дай бог свалится да попадет кому на ногу — инвалид навеки. Но довезли благополучно, скантовали на землю — упала, бомкнула глухо тяжелая железина. Вздохнул Карпо облегченно, закрыл ворота: от чужих глаз подальше.

Теперь задача — выпрямить рельс. Поддел один конец под кухню, на другой, который торчал вверх, встал ногами, стал прыгать на нем Потрескивает кухня, пружинит рельс, но не разгибается.

— Что удумал, черт такой? — кричит на Карпа Ульяна. — Кухню развалишь. Для того ее делали, порались столько?

— Чек ругаться, иди лучче помогни.

Пришла, залезла на рельс к Карпу. Хоть и весу у нее пуда три, не больше, а все же помощь. Принялись вдвоем прыгать под Карпову команду. Прыгали, прыгали, пока не выворотился угол кухни. Полетел рельс в одну сторону, а Карпо с Ульяной — в другую. Хорошо — легко отделались, не ушибло рельсом. Ульяна только коленку сбила. Пошла в дом, захромала, ругает Карпа. А тот починяет кухню, а сам думает, куда бы еще приспособить рельс, чтобы выпрямить его. Думал, думал — придумал.

Прикантовал камень — возле шпал в заготовленное гнездо уложил его, чтобы не качался. Потом рельс подтащил, один конец занес на штабель, другой приподнял и бросил горбом на камень. Подпрыгнул рельс, бомкнул на всю округу, будто самый большой колокол на старой церкви ожил.

Постоял с минуту Карпо у затаившегося рельса и снова один конец занес на штабель, а второй приподнял и ударил о камень.

— Перестань, — крикнула Ульяна. — Придумал.

Карпо не обращал на нее внимания, заносил один конец рельса на шпалы, а другой приподнимал и бросал горбом на камень. Про себя считал — сколько раз ударил. На двадцатом ухекался, сел на камень отдохнуть, стал смотреть на рельс. И показалось ему, что кривизна стала меньше, обрадовался.

На другой день поднимали конец рельса они уже вдвоем с Ульяной, бомкали, пока не стемнело. И так — недели полторы. Соседи сначала недоумевали: что за звон несется по вечерам из Карпова двора? А потом узнали, привыкли и уже не обращали внимания. Если на окраине появлялся новичок и спрашивал, что это такое, отвечали просто: «Карпо с Ульяной рельсу распрамляють».

Однажды наступил вечер, а звон не раздался. И было всем как-то непривычно от наступившей тишины, узнавали друг у друга, в чем дело. «Неужели разогнули?» Приходили смотреть. И дивились силе человеческой и терпению: рельс уже не горбатился, — прямой, он лежал поперек ямы, где ему предстояло служить матицей до скончания века.

Построил Карпо погреб, открыл дверь, повел Ульяну вниз по ступенькам на осмотр. Осторожно ведет ее, поддерживает под руку, будто молодую в храм божий вводит. Ульяна улыбается, довольна погребом.

— Тут гостей можно заводить, есть где развернуться, — остановилась на середине, развела руки в стороны.