Родительный падеж - [35]

Светлана не удержалась и одним осенним днем обсудила новость с подругой, которая уже не первый год торговала рядом. Та была женщиной одинокой, простой, непобедимой в противостоянии всевозможным жизненным испытаниям и при этом набожной. Когда-то приехав из Западной Украины, она вцепилась в Киев намертво и не думала отступать, потому что отступать, собственно, было некуда.

— Не выдумывай! — сказала соседка. — Бог дает — значит, знает зачем! Не тебе решать, жить ли твоему ребенку! Сходи в церковь, помолись, постой, подумай, закажи Сорокоуст за здравие близких и родных и себя тоже впиши в список, тебе не помешает.

— А как же мы жить будем? Ты ж знаешь Максима, он уже весь растерянный, а дальше что будет?

— Будет то, что должно быть! Выше человеческих сил Господь испытаний не посылает! — отрубила соседка. — Радовалась бы, что ты еще можешь, что ты настоящая женщина. А я по молодости… Да что теперь… — Она махнула рукой, отвернулась и начала перекладывать товар в глубине контейнера.

Светлана прислушалась. Сходила в церковь, постояла, зажгла свечки, заказала службу. Она не умела молиться как следует, просто стояла перед иконой Божьей Матери и шепотом просила у нее совета, поддержки, силы и здоровья все выдержать. Говорила как со старшей подругой. Потому что, как выяснилось, при такой жизни близких подруг у Светланы не было. Почему-то теперь еще чаще вспоминалась ей студентка Ириша, с которой познакомились в больнице, когда рожала Лесю. Это было нелегкое время ее развода с Максимом. Соседка по палате как-то без лишних вопросов поняла ее душевное состояние, сочувствовала и по-детски желала, чтобы все наладилось. Светлана даже звонила ей несколько раз ко дню рождения их детей, но встретиться так и не решилась — нечем было хвастаться, стыдилась своего теперешнего базарного вида, такой жизни, а еще того, что, склеив когда-то разбитую чашку своей семьи, не чувствовала себя счастливой. Потому и не хотела этих откровений при встрече. А потом номер телефона Ирины, записанный на обертке от печенья, где-то потерялся.

После похода в церковь Светлана как-то успокоилась, приняла мысль о новом ребенке, сказала мужу, что раз так вышло, то так тому и быть. И Максим в очередной раз принял решение жены за директиву. Они работали даже активнее, чем раньше, чтобы создать «резерв» на время, когда Светлана еще не сможет вернуться к работе. То, что она усядется дома надолго, даже не планировалось.

Но одним зимним днем, под конец торговли, когда они уже собирались домой, тянущая боль в пояснице, донимавшая Светлану в течение дня, усилилась, перебралась в низ живота, открылось кровотечение, и «скорая», которую бегом вызвала соседка, побежав к администрации рынка, отвезла Светлану в больницу. Вторая ее доченька родилась, не дождавшись трех месяцев до запланированного срока выхода в мир, и через час умерла.

Было ли то решением их проблемы, как прокормить увеличившуюся семью, или ребенок не захотел прийти в семью, где его не слишком ждали, или миссия у той крошки была вообще иной — изменить своей короткой жизнью жизнь матери, — кто знает. Но на базар Светлана больше не вернулась.

Отсидевшись месяц у матери, наревевшись и выспавшись, как давно не спала, наговорившись наконец со своей школьницей и матерью, которых она видела последние годы мимоходом да бегом, Светлана вернулась домой, где ее встретил муж с тревогой в глазах и немым вопросом об их будущем. Она решила сохранить семью, но больше не имела намерения бросать себя на амбразуру. Хватит. В жизни есть разные пути. Ночь отступала.

Светлана вынесла в мусорный бак рейтузы и старую вязаную шапку, сделала маникюр, стрижку, выкрасила волосы в медный цвет, как давно собиралась, потому что надо было же что-то менять, а женщины обычно начинают с себя. За три дня она нашла себе новую работу — кассиром в небольшом отделении заметного банка, достала отложенный денежный резерв, купила приличную одежду, обувь, сумку, духи, косметику и вышла на работу. Еще через месяц она поступила в институт на факультет банковского дела, чтобы получить второе высшее образование.

Пролетело больше десяти лет, и вот она стояла в комнате дочери, едва освещенной монитором, гладила Лесю по распущенным волосам и удивлялась, как быстро пронеслось время.

— Леся, а я уже сегодня впритык занялась путевками. Ты и правда не обидишься, что мы с отцом поедем вдвоем?

— Мам, ну ты смешная! Да езжайте! Я ж и сама вам советовала после того, как мы с Гайкой там отдохнули. Правда, зимой лучше — на контрастах. Тут снег, зима, холод, полная жопа, а там море, солнце, розы…

— Леся, фильтруй базар! — изобразила строгость мама.

— Ой, мам, «жопа» — это не матерное, а анатомическое! Художники, которые рисуют обнаженную натуру, это как врачи, их это слово нисколько не шокирует. Тем более что это было сказано образно! — Засмеявшись, Леся еще крепче прижалась к матери.

— Ой, эти мне художники! — тоже засмеялась Светлана. — Так я хотела сказать, что выбрала первые две недели мая, чтобы из банка надолго не исчезать, прихватим праздники. Хургада, первая линия, отель четыре звезды, полный пансион. Как считаешь?