Родина имени Путина - [2]

Новоиспеченные супруги вышли парой складной и гармоничной. Жениху был двадцать один год, веса в нем было твердо под сто двадцать, а свеженадетое золотое колечко уже успело затянуться салом безымянного пальца. Судя по комплекции, у парня настолько все было сладко, что избыток сахара присутствовал даже в крови. Ведомый по жизни неиссякаемым лопатником родителя и железным административным ресурсом, мальчик сиял покойной добротой, прямой и простецкой. Жена, годом младше супруга, милая толстушка, любовно поглядывала на мужа и застенчиво на публику.

Как только мы вошли в зал, к нам навстречу выбежала Оля, Пашина девушка.

— А подарок не купил? — Оля бросила робкий укор в сторону любимого, принимая скромный букет для молодоженов.

— А чего им подаришь? — Паша бесцеремонно оглядел виновников торжества. — Белье таких размеров не продают. Посуду? Так корыта в дефиците. Парфюм? Так из них самих можно мыло варить. Триста баксов сунь в конверт, хотя нет, — банкир брезгливо оглядел праздник, — хватит ста.

— Деньги от нас я уже подарила, — Оля стыдливо опустила глаза.

— Не спи в оглоблях, — Паша одернул девушку. — Сажай нас куда-нибудь, а то время ср…, а мы не жрали.

Оля поспешила проводить новоприбывших гостей за стол, где меню уже вовсю осваивали пара угреватых студенток, мальчик с прозрачными глазами и профессорская чета, чрезмерно довольная соседством с молодежью. Стол не обещал гастрономических восторгов. Потравленные гостями деликатесы уже обветрились и потеряли товарный вид. В жеванной фольге с бумажными хвостиками кисла какая-то мясная запеканка, а оливье, подернутый майонезной коркой, отпугивал едко-желтым раскрасом. Вкушать предлагалось «Советское шампанское», водку «Старая Москва» и коньяк «Кенигсберг», последнюю початую бутылку которого профессор предусмотрительно прикрыл своей супругой от дерзких взглядов тинейджеров, подъедавших беленькую.

— Добрый вечер, — Паша кивнул головой, радушно заулыбавшимся собутыльникам.

— Что-то вы припозднились, — причмокнул профессор. — Ой, молодежь, вечно спешит. А кто спешит, тот никуда не успевает. Придется по штрафной.

— А что есть-то? — Паша брезгливо окинул стол.

— Водочка, — профессор схватился за «Старую Москву», с еврейской щедростью нацедив нам по рюмке. — Меня зовут Михаил Семенович, читаю у Александра мировую экономику, — со старта обозначился профессор.

— А кто у нас Александр? — хмыкнул Паша, скосив взгляд на бронзовые всплески бокала Михал Семеныча.

— Вы, наверное, со стороны невесты. Александр — это жених.

— Ну, да. С той самой стороны.

— Не хочу водку, — я отставил стопарь в сторону. — Не то настроение…

— А у нас коньяк есть! — Паша бесцеремонно изъял «Кенигсберг» из эшелонированной обороны профессорши.

— По сто пятьдесят от силы и что дальше?! Тогда давай уж «бурого мишку».

Паша, не задумываясь, кивнул, и в широкие бокалы были разлиты остатки «Кенигсберга», разбавленные вдогонку шампанским.

Первый тост в честь самих себя сделал нас родными на этом празднике брака. Взгляд разрядился влажной радостью, черты лиц собеседников обрели естественную нежность, так что даже профессор, неудачно скрысивший коньяк, уже не вызывал прежнего раздражения.

После второго залпа бронзово-игристого, глаз, припудренный хмелем, принялся обшаривать соседние столики в поисках человечьей красоты.

Через столик от нас сидела вместе с подругой миловидная девушка, дежурной улыбкой скрывая напряжение от малознакомого коллектива. Черные смолянистые волосы острыми прядями едва доставали до плеч, обнажая легкие очертания шеи. На вид ей было не больше двадцати. Девушка резко выбивалась из своры ровесниц, гудевших на свадьбе. Взгляд светился свежим счастьем, не замыленным суетой, не опошленным тусовкой. В манерах и движениях, казалось, не было ничего наносного и показушного. А еще взгляд, невесомый, смеющийся, с небрежной хитрецой. Взгляд, в который захотелось закутаться, наслаждаясь обжигающей сердце теплотой. Она улыбалась всем и никому, глаза скользили по лицам гостей и молодоженов, не задерживаясь ни на ком, даже не спотыкаясь о нежные взоры поддатых юношей.

Заныло внутри, — что-то сладкое, приятное, муторное. Муторное выбором, который поставлен тебе резко, неожиданно и безапелляционно. Вот, только что ты сидел, пил, развлекаясь потешностью зрелища и персонажей, в нем участвующих. А тут — держи! Или делаешь все, чтобы девочка была с тобой, или жалей, что не подошел, пока ее не забудешь. А таких быстро не забывают. Было в ней что-то родное, близкое, свое. Пока я прикидывал варианты подхода, Пашу распаляла профессорская чета.

— Я вам скажу, молодой человек, — гнусавил подвыпивший препод. — Я вот профессор.

— Я сам кандидат экономических наук, — хлестко перебил Паша собеседника.

— Вот как! — поморщился профессор. — Всегда приятно встретить коллегу. Простите, а где вы защищались?

— В Финансовой академии, — нехотя прожевал Паша, не любивший распространяться о нюансах получения ученой степени.

— Чудесно! — дядя всплеснул руками. — Это у Елены Сергеевны. А кто в совет входил?

— А я помню? — буркнул Паша, про себя отметив недоверчивый взгляд Михал Семеныча.