Родина - [14]

Что? У Биттори мгновенно высохли слезы.

– Ты сядешь на первый же автобус и приедешь домой. Слышишь? Убили твоего отца, а ты там гуляешь себе спокойно и в ус не дуешь.

– Я не гуляю спокойно, ama. Мне очень горько. Я не хочу видеть мертвого aita. Просто не выдержу этого. И еще не хочу, чтобы мои фотографии появились в газетах. Не хочу ни с кем встречаться в поселке. Ты сама знаешь, до чего они нас ненавидят. Прошу, постарайся понять меня, постарайся.

Она говорила очень быстро, чтобы мать не смогла ее перебить и чтобы из-за плача, который рвался у нее из самой груди, не сорвался голос.

Она продолжала говорить, едва сдерживая слезы:

– Здесь, в Сарагосе, никто не связывает меня с отцом. Даже мои преподаватели. И это позволит мне жить нормально. Не хочу, чтобы на факультете шептали: гляди, это дочка того, которого убили. А если сейчас я приеду в поселок, меня начнут показывать по телевизору, и в университете все до одного узнают, кто я такая. Поэтому я остаюсь в Сарагосе, и ради бога, не считай меня бесчувственной. У меня душа разрывается на части, как и у тебя. Ради всего святого, позволь мне самой решить, как лучше справиться с горем.

Биттори попыталась настоять на своем, но Нерея повесила трубку. И в поселке появилась только неделю спустя.

Она все рассчитала по-своему. Почти никто в Сарагосе (ни соседи, ни ребята из их компании, ни товарищи по факультету) не знал, что она дочь жертвы ЭТА – последней, а потом уже и предпоследней, а потом и предпредпоследней. Знали подружки по квартире – только они, если, конечно, не проболтаются. Фамилия у нее довольно распространенная и часто звучит в самых разных обстоятельствах. Если кто спросит, не родственница ли она того предпринимателя из Гипускоа, которого убила ЭТА, она скажет, что нет.

Правда, еще до соседок по квартире об этом узнал один парень, Хосе Карлос. Он тогда заехал за ней, и они вместе отправились в ближайший бар, где договорились встретиться с другими студентами. Все вместе они наметили ближе к вечеру поехать на нескольких машинах на ветеринарный факультет, где устраивали какую-то вечеринку. Пока они шутили и смеялись, на нее и свалилось это известие, и она попросила Хосе Карлоса не оставлять ее одну, поэтому он, никому не сказав ни слова, проводил Нерею домой. Они заперлись в ее комнате. Парень пытался найти какие-то слова утешения, но безрезультатно. Он долго клял на чем свет стоит и террористов, и нынешнее правительство, которое не принимает нужных мер, а потом по просьбе своей безутешной подруги остался у нее ночевать.

– А тебе и вправду этого хочется?

– Мне это очень нужно.

Но он заранее стал извиняться на случай, если у него ничего не получится. И все время повторял:

– Ведь убили твоего отца, черт побери, его убили.

Увлечься эротической игрой он просто не мог, только изрыгал ругательства, а она тем временем старалась закрыть ему рот поцелуями. Где-то к полуночи она легла на него, и они кое-как довершили дело. Хосе Карлос продолжал что-то цедить сквозь зубы, возмущаться, чертыхаться и материться, пока наконец, сраженный усталостью, не повернулся на бок и не умолк. Нерея провела рядом с ним остаток ночи, не сомкнув глаз. Сидела у изголовья кровати, курила сигарету за сигаретой и перебирала вспоминания об отце.

Снова зазвонил телефон. На сей раз Биттори сняла трубку.

– Ama, ну наконец. Я уже три дня тебе звоню.

– Как там Лондон?

– Фантастика. Нет слов. А ты сменила коврик у двери?

11. Наводнение

Три дня шли проливные дожди – просто библейский потоп, что называется. Ночью, лежа в постели, Хошиан с тревогой прислушивался к яростному стуку водяных струй по крыше и по асфальту. А оказавшись у себя в литейном цеху, в течение рабочего дня то и дело выглядывал наружу и только качал головой со все растущим отчаянием. Потоки воды как завесой закрывали ближние горы и сулили разлив реки. А огород? Что будет с его огородом, мать вашу так и разэдак? Хлещет и хлещет. Потом еще целых три дня лило без передышки.

На сам-то огород наплевать. Посажу все заново. Деревья? С ними ни черта не случится. Орешник? Тому все нипочем. Хошиана больше беспокоило, что будут испорчены садовые инструменты и что поднявшаяся вода снесет ограду и зальет клетки с кроликами. Он обсудил это с товарищем по работе.

– Забор надо было делать из цемента, тогда тебе ничего не было бы страшно.

Хошиан:

– Да черт бы с ним, с этим хреновым ограждением. Беда еще в том, что река наверняка унесла кучу земли. Как пить дать, там уже образовалась огромная яма. А то и целый овраг. И кролики, они точно утопли. А уж про виноградник лучше не говорить.

– Это из-за того, что ты устроил огород на самом берегу.

– Потому что там, мать твою, земля родит лучше.

После конца работы он прямо с завода отправился к себе на участок. А дождь? Лупил как бешеный. Пока Хошиан спускался вниз с холма – под зонтом, в сползшем набок берете, – увидел, что полиция перекрыла движение на мосту. Вода уже поднялась почти до парапета. Картинка что надо! А уж коли вода едва не залила мост, то что же она сотворила с его огородом? Он ведь расположен гораздо ниже. Хошиан пошел кружной дорогой. Одно дело, когда река разливается, и совсем другое, когда она не только разливается, но еще и вырывает все с корнем, утягивает за собой, разрушает. Хошиан надавил на кнопку звонка, потом сказал что-то, почти вплотную прижав рот к панели домофона, и ему открыли. И вот он уже в квартире своего друга, на балконе, выходящем на реку.