Роботы утренней зари - [28]

Бейли спросил досадливо:

– А что, если есть талантливый молодой человек, только что с университетской скамьи, еще никому неизвестный, но…

– Нет, мистер Бейли. Нет. О таком молодом человеке я бы знал. Он бы стажировался в моей лаборатории, он бы какое-то время работал со мной. В данный момент такого молодого человека не существует. Со временем он появится, И возможно, не один. Но пока его нет!

– Значит, если бы вы умерли, новая наука умерла бы с вами?

– Мне всего только сто шестьдесят пять лет. Естественно, по метрическому календарю, то есть по вашему земному счету мне примерно сто двадцать четыре года. По меркам Авроры я еще относительно молод, и никаких медицинских оснований полагать, что я прожил хотя бы половину своей жизни. Не так уж редко люди доживают до четырехсот лет – метрических, естественно. У меня еще достаточно времени, чтобы найти себе учеников.

Они кончили есть, но продолжали сидеть за столом. И никто из роботов не подошел убрать со стола. Казалось, напряженный обмен репликами двух людей совершенно их обездвижил.

Прищурившись, Бейли сказал:

– Доктор Фастольф, два года назад я побывал на Солярии. Там у меня создалось четкое впечатление, что соляриане в целом – самые искусные робопсихологи и робоконструкторы на всех космомирах.

– В целом, пожалуй, и так.

– И никто из них не мог бы это сделать?

– Никто, мистер Бейли, Искусность их ограничивается роботами, которые в лучшем случае модернизированы не больше моего бедного надежного Жискара. Соляриане не имеют понятия о конструировании человекоподобных роботов.

– Но как вы можете быть в этом уверены?

– Вы ведь были на Солярии, мистер Бейли, и, следовательно, знаете, что соляриане избегают всяких личных контактов и общаются друг с другом исключительно с помощью трехмерной проекции, кроме абсолютно неизбежных встреч для совершения полового акта. И вы думаете, что кому-то из них могла прийти мысль создать робота, настолько внешне неотличимого от человека, что его вид их невыносимо раздражал бы? Сходство с человеком заставило бы их избегать его, а в таком случае для чего бы он им понадобился?

– Ну а если есть отдельные соляриане, которых человеческое тело не отталкивает? Вы же не станете отрицать такой возможности?

– Я и не отрицаю, но в этом году на Авроре не было граждан Солярии.

– Ни одного?

– Ни одного! Контакт с аврорианцами им тоже неприятен, и сюда они прилетают в крайне редких случаях, если того требуют дела. Они избегают посещать и все остальные миры. А уж если вынуждены прилететь, то остаются на орбите и ведут переговоры с нами с помощью электроники.

– В таком случае, – сказал Бейли, – если вы и только вы – тот единственный человек на всех мирах, кто мог бы это сделать, Джендер был убит вами?

– Не верю, чтобы Дэниел не поставил вас в известность, что я это отрицаю.

– Он мне сказал, но я хотел услышать, что скажете вы.

Фастольф скрестил руки на груди и нахмурился. Потом процедил сквозь стиснутые зубы:

– Хорошо, я скажу вам: я этого не делал.

Бейли покачал головой:

– Я верю, что вы верите своим словам.

– Верю. И совершенно искренне. Я говорю правду. Я не убивал Джендера.

– Но если вы этого не делали, а никто другой сделать этого не мог, значит… Погодите. Не исключено, что я сделал необоснованный вывод. Джендер действительно мертв или меня вызвали сюда под ложным предлогом?

– Робот действительно уничтожен. Вы сможете без помех увидеть его – если, конечно, Законодательное собрание до истечения дня не запретит мне доступ к нему. Но, полагаю, они этого не запретят.

– В таком случае, если вы этого не делали и никто другой сделать этого не мог, а робот действительно мертв, то кто же совершил это преступление?

Фастольф вздохнул:

– Полагаю, Дэниел сообщил вам, что я утверждал при расследовании, но вы желаете услышать это из моих уст.

– Совершенно верно, доктор Фастольф.

– Ну так никто этого преступления не совершал. Умственная заморозка Джендера была вызвана какой-то внутренней неполадкой в позитронных связях.

– Велика ли вероятность такой неполадки?

– Крайне мала. Но раз я тут ни при чем, произойти могло только это.

– Но не логично ли предположить, что вероятность того, что вы лжете, заметно больше вероятности неполадки?

– Многие предполагают именно это. Но мне известно, что я этого не делал, следовательно, неполадка остается единственным возможным объяснением.

– И вы затребовали меня сюда для того, чтобы я доказал, что причиной действительно была неполадка?

– Да.

Но как можно это доказать? А ведь очевидно, что и вас, Землю и себя я могу, только отыскав доказательства.

– По нарастающей важности, мистер Бейли?

Бейли поморщился:

– Ну, пусть вас, меня и Землю.

– Боюсь, – сказал Фастольф, – что по зрелом размышлении я пришел к выводу, что доказать это невозможно.

17

Бейли в ужасе уставился на Фастольфа:

– Невозможно?!

– Никак невозможно. – И тут словно в припадке внезапной рассеянности Фастольф взял комбисудок. – Знаете, мне хочется проверить, сумею ли я и теперь сделать тройной переброс.

Резким, точно рассчитанным рывком кисти Фастольф подбросил судок так, что он перевернулся в воздухе, и подставил под узкий конец ребро правой ладони, прижав к ней большой палец. Судок снова взлетел, покачиваясь, и был подкинут ребром левой ладони, перелетел по дуге в обратную сторону, ударился о ребро правой ладони, затем о ребро левой. После этого – третьего – переброса он был подкинут так резко, что снова перевернулся, Фастольф поймал его правой рукой, подставляя левую ладонь. Зажав судок в кулаке, он показал Бейли левую ладонь с поблескивающей кучкой соли на ней.