Роботы Апокалипсиса - [17]

— Специалист Блантон, вы должны объяснить, что стало причиной инцидента, иначе вся вина падет на вас.

— Боже мой, неужели вы не понимаете? ТИМ покончил с собой. Кто мог знать, что уязвимая точка находится у него под подбородком — это же засекреченные данные! Его убили не люди. Боевики его не обманули, шлакоблок не сломан, хакеры не взломали. Откуда он научился обращению с оружием? Почему взял дорожный знак для защиты? Почему убежал? Перепрограммировать робота — чертовски сложная, почти невыполнимая задача даже для специалиста по роботехнике.

У меня есть только одно объяснение: ТИМ сам этому научился.

— Я не могу в это поверить. Ведь ваша работа — ухаживать за роботом: если появились какие-то симптомы, вы должны были их заметить. Кого нам призвать к ответу, если не вас?

— Говорю вам, прежде чем нажать на крючок, ТИМ-1 посмотрел мне в глаза. Он обладал… сознанием.

Да, я понимаю, что мы говорим о машине. Но факт остается фактом: робот думал. Я видел, как он принимает свое последнее решение. Да, в это сложно поверить, но отказываться от своих слов я не собираюсь.

Мне жаль, что я не могу облегчить вашу работу. Но, при всем уважении, мэм, я, как профессионал, считаю, что вы должны обвинить во всем робота.

— Какая чушь. Все, специалист, достаточно. Спасибо.

— Послушайте, мэм, пострадали мы все — боевики, мирные жители, американские солдаты. И объяснение может быть только одно: во всем виноват ТИМ-1. Он принял решение, вините его. Этот проклятый робот не сломался.

Он убивал людей хладнокровно.

По итогам слушаний никто не получил благодарности; однако разговор специалиста Блантона с конгрессменом Перес, судя по всему, привел к принятию закона о защите от роботов. Что же касается специалиста Блантона, то он впоследствии предстал перед трибуналом, а затем сидел в военной тюрьме, ожидая отправки на родину и суда. Домой специалист Блантон так и не вернулся.

Кормак Уоллес, ВИ: АСЛ, 217

5 Суперигрушки

«Малышка? Это ты?»

Матильда Перес

Вирус-предшественник + 7 месяцев

Эту историю четырнадцатилетняя Матильда Перес рассказала такому же, как и она, выжившему — бойцу нью-йоркского Сопротивления. Рассказ примечателен тем, что Матильда — дочь конгрессмена Лоры Перес (Демпартия, Питтсбург), главы комитета Конгресса по вооруженным силам и автора закона о защите от роботов.

Кормак Уоллес, ВИ: АСЛ, 217

Игрушки не живые. Мама так и сказала: «Матильда, твои куклы ходят и разговаривают, но это еще не значит, что они — живые люди».

Однако я все равно следила за тем, чтобы случайно не уронить свою Малышку. Ведь если она падает, то потом плачет и плачет без конца. Кроме того, я всегда ходила на цыпочках вокруг дино-ботов моего младшего братика. Дино-боты не любят, когда кто-нибудь шумит, — они рычат и щелкают пластмассовыми зубами. Мне всегда казалось, что они злые, и, когда Нолана не было рядом, я их пинала. От ударов они орут и верещат, но ведь дино-боты — просто игрушки, верно?

Я не хотела злить игрушки. Мама сказала, что они ничего не чувствуют, а только притворяются радостными, печальными или сердитыми.

Она ошибалась.

Малышка заговорила со мной в конце лета, незадолго до того, как я должна была пойти в пятый класс. А ведь я тогда уже год с ней не играла. Мне исполнилось десять лет, и я думала, что уже слишком взрослая, чтобы играть в куклы. Пятый класс, ух ты! Теперь я бы уже училась в девятом — если бы школы еще существовали.

В ту ночь за окном друг за другом гонялись светлячки. Вентилятор работает, мотая головой взад-вперед и заставляя занавески плясать во тьме. На нижней койке похрапывает Нолан. В те дни он засыпал так быстро.

Солнце только-только закатилось; я лежу на верхней койке и, прикусив губу, размышляю о несправедливости: мы с Ноланом ложимся спать в одно и то же время — а ведь я на два года старше его! Правда, мама так много времени проводит на работе в Вашингтоне, что этого даже не понимает. Сегодня она тоже в отъезде.

Наша няня миссис Дориан, как обычно, спит в домике, который стоит за нашим особняком. В постель нас укладывает именно она, и с ней не поспоришь. Миссис Дориан с Ямайки, и она очень строгая, но неторопливая, и мои шутки ей нравятся, поэтому я ее люблю. Но, конечно, не так сильно, как маму.

На секунду я закрываю глаза и вдруг слышу негромкий крик. Открыв глаза, я вижу, что за окном стемнело уже по-настоящему. Луны не видно. Я пытаюсь забыть об этом крике, но он раздается снова — это какой-то сдавленный стон.

Я выглядываю из-под одеяла: над деревянной коробкой с игрушками мерцают огоньки всех цветов радуги — синие, красные, зеленые, — они вылетают из-под крышки и рассыпаются по ковру, словно конфетти.

Нахмурившись, я оглядываю комнату, и вдруг снова раздается этот крик — достаточно громкий, чтобы я его услышала.

Решив, что моя Малышка, наверное, просто сломалась, я протискиваюсь под ограждением и слезаю с кровати: если спускаться по лесенке, она заскрипит и разбудит братика. На цыпочках я иду по холодному паркету к коробке с игрушками. Из нее доносится еще один хриплый вскрик, но он умолкает, как только я касаюсь крышки.

— Малышка, солнышко, это ты? — шепчу я.