«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории - [20]

– Ну да, они самые.

В лабораторию внесли тело. Кэнтрелл подмигнул, многозначительно похлопал по карману, после чего отвел Гэллегера в угол.

– Если я кому-нибудь покажу этот ваш тепловой лучемет, вам крышка. Помните об этом.

– Не забуду. Кстати, какого черта вам от меня нужно?

– Ну… даже не знаю. Такое оружие полезно держать при себе. В любой момент может пригодиться – злодеев кругом нынче прорва. Мне спокойней оттого, что эта вещица лежит в кармане.

Он отвернулся; в дом вошел Махони, нервно кусая губы.

– Этот тип на заднем дворе…

– Ну?

– Он похож на вас… только постарше.

– Махони, что с отпечатками пальцев? – спросил Кэнтрелл.

Следователь прорычал невнятное ругательство.

– Вам уже известен ответ. То же, что и прежде – и чего не может быть. Сетчатки тоже совпадают. А теперь, Гэллегер, я буду задавать вам вопросы, и я хочу получить честные ответы. Не забывайте о том, что вы подозреваетесь в убийстве.

– И кого же я убил? – спросил Гэллегер. – Двоих бедняг, которые исчезли из морга? Нет у вас прямых вещественных доказательств. А по новому закону недостаточно фотоснимков и даже показаний очевидцев, чтобы осудить за убийство.

– Вам известно, почему был принят этот закон, – проворчал Махони. – Пять лет назад СМИ продемонстрировали трехмерные изображения трупов, а люди сочли эти трупы настоящими; разразился жуткий скандал. Но эти жмурики, что появлялись у вас во дворе, не трехмерные картинки. Они были настоящими.

– Были?

– Два – были. Один – есть.

– Я не… – начал Гэллегер и осекся.

У него заработало горло.

– Пей за меня лишь глазами одними, и я поклянусь своими[11], – грянул тенор, хоть и нетренированный, но уверенный и звучный. – Иль урони поцелуй на дно…

– Эй! – вскинулся Махони. – Прекратите! Слышите меня?

– …чаши, куда не налью вино. Жажда, что мучает душу мою…

– Хватит! – заорал следователь. – Мы не пение ваше слушать пришли.

Тем не менее он слушал. Как и остальные. Пойманный в хватку буйного таланта сеньора Фиреса, Гэллегер не умолкал, его непривычное горло постепенно расслаблялось и изливало трели, которым позавидовал бы соловей.

Гэллегер пел!

Полицейские не смогли его остановить. И сбежали, выкрикивая угрозы. Обещали вернуться со смирительной рубашкой.

На Дедулю тоже нашло странное наваждение. Из него сыпались слова, загадочные смыслы, математически переведенные в научные термины, имена в диапазоне от Евклида до Эйнштейна. Никаких сомнений: Дедуле достался буйный математический талант Гэллегера.

Но вот это закончилось, как неизбежно заканчивается все хорошее или плохое. Гэллегер зашелся сухим кашлем, кое-как отдышался, рухнул на диван и уставился на Дедулю, а тот, с округлившимися глазами, обмяк в кресле. Либблы покинули свое укрытие и стали рядком; каждый сжимал мохнатыми лапками печеньку.

– Этот мир – мой, – сказал толстячок.

События шли парадным шагом. Наведался Махони – сообщить, что добился специального определения суда и что Гэллегер окажется за решеткой, как только процедура заработает. То есть уже завтра.

Гэллегер отправился к юрисконсульту, лучшему на Восточном побережье. Да, Перссон может добиться отмены определения, и процесс он наверняка выиграет, и… В общем, Гэллегеру не о чем будет беспокоиться, если он наймет этого адвоката. Часть гонорара – авансом.

– Сколько?.. Ничего себе!

– Позвоните, – сказал Перссон, – когда решите, что я вам нужен. Сможете вечером прислать чек?

– Ладно, – буркнул Гэллегер и поспешил связаться с Руфусом Хельвигом.

По счастью, богач оказался на месте.

Гэллегер объяснил. Хельвиг не поверил. Но все же согласился рано утром приехать в лабораторию для эксперимента. Раньше невозможно. И никаких авансов, пока он не убедится на сто процентов.

– Сделаешь меня великолепным эстрадным пианистом, – поставил он условие, – тогда поверю.

Гэллегер опять связался с телестудией и добился разговора с Джои Макензи, красивой блондинкой, которая недавно покорила Нью-Йорк и сразу подписала контракт с телекомпанией. Она пообещала приехать утром. Пришлось уламывать девушку, и Гэллегер не поскупился на намеки, чтобы разжечь ее любопытство. Похоже, пианистка путала науку с черной магией.

А на заднем дворе появился очередной труп, что означало: включилась вероятностная линия Г. Не могло быть сомнений, что одновременно третий мертвец исчез из морга.

Новообретенные таланты угомонились. Гэллегер пришел к выводу, что неодолимый приступ буйства возникает только в самом начале, спустя три-четыре часа после перезаписи, а после способность можно включать и выключать по желанию. Его больше не бросало в певческий раж, но разок-другой он спел, и очень неплохо. Подобным образом и Дедуля демонстрировал тонкое математическое чутье, когда возникала охота.

В пять утра прибыл Махони с двумя полицейскими, арестовал Гэллегера и доставил его в тюрьму.

Три дня изобретатель не имел связи с внешним миром.

На третий вечер пришел адвокат Перссон, вооруженный судебным приказом о доставлении арестованного в суд для выяснения правомерности его содержания под стражей, а еще ворохом грязных ругательств. Он вытащил Гэллегера – возможно, благодаря своей репутации. Позже в авиатакси Перссон заламывал руки и жалобно завывал: