Робин Гуд - [29]

Клыки Ланса уже разодрали на нем одежду и вцепились в его тело.

Но при первом же слове Марианны собака разжала челюсти, встала перед девушкой и оскалила зубы, неотступно следя взглядом за неизвестным.

Это был, совершенно очевидно, один из тех стоящих вне закона бродяг, у которых нет ни кола, ни двора и которые грабят лесников, если утех поменьше мужества, чем у Гилберта, и убивают беззащитных путников. На лице этого мерзавца было написано, что он преступник; одет он был в кафтан и короткие штаны из козьей шкуры, а на голове его сидела большая, грязная и рваная войлочная шляпа, едва прикрывавшая длинные, до плеч, космы. Его густая борода была вымазана собачьей слюной. На боку у него висел кинжал, в одной руке он держал лук, в другой — стрелы.

Марианну обуял ужас, но она старалась казаться спокойной.

— Не подходите ко мне! — сказала девушка, повелительно глядя на бродягу.

Тог остановился, увидев, что собака готова снова вцепиться в него.

— Чего вы хотите? Говорите, я слушаю вас, — добавила Марианна.

— Я скажу, но для начала вы пойдете со мной.

— Куда?

— Какая вам разница? В лес. Следуйте за мной.

— Нет, я с вами не пойду.

— Ах вот как, вы отказываетесь, прекрасная девица! — воскликнул негодяй и дико захохотал. — Вы ломаетесь и капризничаете!

— Я с вами не пойду, — твердо повторила Марианна.

— Значит, мне придется применить серьезные средства, а они, предупреждаю вас, по вкусу вам не придутся.

— А я предупреждаю вас, что вы будете жестоко наказаны, если осмелитесь применить ко мне насилие.

Марианна больше не дрожала; перед лицом опасности к ней вернулось мужество, и последние слова она произнесла уверенным голосом, протянув руку, как бы говоря бродяге: «Убирайтесь!»

Но тот снова разразился угрожающим смехом; Ланс заворчал и щелкнул челюстями.

— Я и в самом деле, прекрасная девица, — помолчав, заговорил разбойник, — восхищен вашим мужеством и смелыми словами, но это восхищение не заставит меня изменить мои планы; я знаю, кто вы, я знаю, что вчера вы остановились у лесника Гилберта Хэда вместе с вашим братом Алланом, а сегодня утром ваш брат Аллан отправился в Ноттингем, но я знаю и то, чего вы не знаете, а именно: ворота замка Фиц-Олвина, отворившиеся, чтобы впустить сэра Аллана, никогда не откроются, чтобы выпустить его обратно.

— Что вы говорите? — воскликнула Марианна, охваченная новым страхом.

— Я говорю, что сэр Аллан Клер — пленник барона Ноттингема.

— Боже мой! Боже мой! — горестно прошептала девушка.

— А мне вашего почтенного братца совсем не жалко. Зачем он сам сунулся в пасть льву? А старый Фиц-Олвин — настоящий лев. Мы вместе воевали в Палестине, и его вкусы мне известны. Ему нужны и брат и сестра. Вчера вы от его людей ускользнули, и сегодня…

Марианна в отчаянии закричала.

— Ох, да успокойтесь, я хотел сказать, что и сегодня вы от него тоже ускользнете.

Марианна подняла на разбойника взгляд, в котором сквозила почти признательность.

— Да, от нею вы ускользнете, но от меня — нет; ему — братец, а мне — сестрица, и да здравствует моя доля! Ну-ну, не нужно плакать, прекрасная девица! У барона вы стали бы рабыней, а со мной вы будете свободны, вы будете королевой в этом старом лесу, и не одна девушка из тех, кого я знаю, темненькая ли, светленькая ли, позавидовала бы вам. Ну, в дорогу, невестушка моя, там, в моей пещере, нас ждет ужин из дичины и ложе из сухих листьев.

— О, заклинаю вас, расскажите мне о моем брате, о моем дорогом Аллане! — воскликнула Марианна, не обратив никакого внимания на нелепые предложения негодяя.

— Черт побери, — ответил тот, не заметив такого безразличия к себе Марианны, — если ваш брат вырвется из когтей этого зверя, он будет жить с нами, но не думаю, что нам придется когда-нибудь вместе охотиться, потому что старый Фиц-Олвин не гноит пленников в темнице, а живо спроваживает их на тот свет.

— Но как вы узнали, что мой брат в плену у барона?

— К черту такие вопросы, красавица! Речь идет о сделанном тебе предложении быть моей королевой, а не о веревке, которой удавят твоего брата. Клянусь святым Дунстаном, хочется тебе этого или нет, но ты со мной пойдешь.

И он шагнул к Марианне, но та стремительно отпрянула от него и закричала:

— Взять его, Ланс, взять его!

Храброе животное ждало только приказа и сразу вцепилось в горло разбойника; но тот, видимо, привык обороняться от хищных зверей; он схватил собаку за передние лапы и, оторвав ее от себя, с силой отбросил шагов на двадцать; пес не испугался, снова кинулся на бродягу и, обманув бдительность врага, напал на него не спереди, а сбоку, вцепившись в космы волос, торчавших из-под шляпы; он так глубоко вонзил клыки, что оторвал ухо и оно осталось у него в пасти.

Из раны хлынула кровь; бродяга прислонился к дереву, рыча, как зверь, и извергая богохульства, а Ланс, разочарованный тем, что ему не удалось ухватить кусок добычи, снова кинулся на врага.

Но это нападение, третье по счету, стало для него роковым: бродяга, хотя и обессиленный потерей крови, с такой силой ударил его кинжалом плашмя по голове, что пес безжизненной грудой рухнул к ногам Марианны.

— Ну, теперь держитесь! — воскликнул бродяга, удовлетворенно взглянув на упавшего пса. — Держитесь, красотка!.. Сто тысяч дьяволов! — тут же зарычал он, оглядываясь вокруг. — Сбежала! Улизнула! Клянусь всеми чертями ада, она от меня не ускользнет!