Роберт Шуман. Его жизнь и музыкальная деятельность - [20]

По возвращении из путешествия Шуман оставался в Дрездене лишь короткое время и вскоре переехал в Дюссельдорф в качестве дирижера симфонических концертов на место Гиллера, избранного директором консерватории в Кельне.

Глава VII. Последние годы жизни

Дюссельдорф. – Прием. – Сочинения. – Шуман как дирижер. – Отказ от дирижерства. – Путешествие в Голландию. – Образ жизни. – Состояние здоровья. – Занятия спиритизмом и болезнь. – Жизнь в Энденихе и смерть.

Шуман не любил ни перемен, ни передвижений. Он освоился с жизнью в Дрездене, и его пугала мысль о переселении в неизвестный город. Прежде чем дать окончательный ответ на приглашение в Дюссельдорф, Шуман хлопотал через своих друзей о получении места капельмейстера в Дрездене, так как много близких и интересных ему вещей заставляли его дорожить пребыванием в этом городе: Клара давала с концертмейстером Шубертом ряд концертов, очень охотно посещаемых публикой; Шуман боялся, что Клара, привыкшая к деятельной жизни, будет в этом отношении терпеть некоторые лишения в Дюссельдорфе; кроме того, для него самого предстояли постановки «Пери» и «Геновевы», на которых ему хотелось присутствовать. Но во время путешествия Шумана желанное место капельмейстера занял К. Кребс, и Шуману ничего более не оставалось, как принять приглашение в Дюссельдорф. Он достал старую географию и начал искать в ней описание Дюссельдорфа, причем, к своему ужасу, нашел среди его достопримечательностей три монастыря и дом для умалишенных. «С первыми я еще мирюсь, – пишет он Гиллеру, – но о последнем мне было очень неприятно прочесть. Скажу тебе почему. Несколько лет тому назад, если ты помнишь, мы жили в Максене, и я вдруг открыл, что главный вид из моих окон выходит на Зонненштейн (дом для душевнобольных близ Пирны в Саксонии). Этот вид сделался мне в конце концов нестерпимым; он испортил мне все пребывание. То же самое может быть и в Дюссельдорфе. Но возможно, что все эти сведения неверны и дом этот – простая обыкновенная больница, как в каждом городе. Я должен очень беречься от грустных впечатлений. Если мы, музыканты, пребываем часто на заоблачных высотах, то все бедствия действительности тем глубже нас поражают, когда представляются нам во всей своей наготе. Так по крайней мере бывает со мной при моем живом воображении». Эти взволнованные строки дышат каким-то смутным предчувствием рокового события, надвигавшегося на жизнь Шумана. Справочные сведения в старой географии оказались верными; но красота города и восторженный прием, какой дюссельдорфцы устроили знаменитым супругам, рассеяли мрачные мысли Шумана. В честь их приезда состоялся концерт, в котором исполнялась между прочими номерами вторая часть «Рая и Пери». За концертом следовал торжественный обед, и вообще дюссельдорфцы старались выказать свою радость всевозможными знаками внимания.

Приятно пораженный оказанной ему встречей, Шуман приступил с удовольствием к отправлению своих новых обязанностей, заключавшихся, кроме управления симфоническими концертами, в еженедельных занятиях с хором и ведении духовных концертов, исполнявшихся в церкви во время службы несколько раз в год.

Новые занятия, интерес которых увеличивался прекрасным составом оркестра и хора, подействовали оживляющим образом на физические и духовные силы Шумана. Особенное удовольствие ему доставляла возможность слышать свои новые вещи тотчас по их возникновении и в отличном исполнении. Первым его произведением в Дюссельдорфе явилась «Рейнская симфония», созданная под свежим впечатлением величия Кельнского собора; в ней как бы рисуются звуками картинки жизни на берегу Рейна, и четвертая часть ее своим величественным характером указывает на торжественную церемонию возведения кельнского архиепископа в сан кардинала. За виолончельным концертом следует увертюра к драме Шиллера «Мессинская невеста». Написанная в очень короткое время, эта увертюра замечательна тем, что в ней выразились особые намерения Шумана, не желавшего стеснять общепринятыми формами свободного полета своей фантазии. «Мессинская невеста» по своим достоинствам занимает среднее место между увертюрами Шумана: она во многих отношениях уступает своим предшественницам, но, с другой стороны, превосходит последующие увертюры к драме Шекспира «Юлий Цезарь», к поэме Гете «Герман и Доротея». Про последнюю Шуман замечает, что она написана с большим наслаждением в течение пяти часов. Шуман долгое время носился с мыслью написать ораторию «Лютер» в чисто народном духе, равно понятную как крестьянину, так и горожанину и пригодную для церкви так же, как и для концерта. Широко задуманный план этого сочинения, в котором должны были отразиться не только заслуги Лютера как реформатора, но и все богатые задатки его высокоодаренной натуры, увлекал Шумана как композитора, поэта и патриота, но намерения своего он не исполнил и от этого грандиозного замысла перешел к банальному и сентиментальному произведению М. Горна «Странствие Розы», выбранному им сюжетом для светской оратории. Содержание его заключается в событиях из жизни розы, сделавшейся живым существом. Испытав все сладости и муки, фантастическая героиня уносится царицей эльфов в мир ангелов. По форме выражения «Странствие Розы» (Der Rose Pilgerfahrt) ближе всего подходит к «Раю и Пери», но стоит ниже по музыкальному достоинству и носит более сельский, идиллический характер. В балладе «Der Königssohn» (Царский сын) Шуман продолжал применять свою новую идею о независимости творчества от внешних форм. Появившиеся в пятидесятых годах «Ballscenen» (Бальные сцены) Шуман первоначально хотел назвать «Детским балом». Играя их по окончании Кларе, Шуман объяснял некоторые из номеров со свойственной ему образностью и поэзией. «Здесь, – заметил он о „Préambule“ (предисловие), – еще суетится прислуга среди гостей, а дальше мало-помалу взрослые принимают участие и дело становится серьезнее».