Роберт и Арабелла - [32]

Последствия их близости не доставляли ему неприятных ощущений, в отличие от нее. Он принимал ее недомогания как любое другое проявление человеческой природы. И к ее огромному удивлению, потребность друг в друге у них возросла, а не уменьшилась.

«Некоторые женщины не испытывают тошноты на протяжении всех девяти месяцев. А некоторые наоборот». Когда он говорил так, она ненавидела его и ревновала.

Казалось, он исподволь готовит ее к тому, что должно произойти в один прекрасный день. Он хотел убедить ее в том, что та процедура, через которую ей придется пройти, вовсе не так уж отвратительна.

И откуда только он все это знает?

Каким-то чудесным образом неожиданно оказалось, что ее не волнуют женщины, которые были с ним раньше. Теперь он любит ее, а они для него больше не существуют. Странно, что эту истину, такую простую и неизменную, она не могла постичь с того самого дня, когда Роберт выехал на турнир в доспехах Гуиза.

Если бы она не поддавалась животному страху потерять его навсегда, то поняла бы это давно.

Каждую ночь она общалась с Сарацином, постепенно завоевывая его расположение и доверие. В конце концов, ей удалось добиться того, что он слушался ее, повинуясь малейшему движению поводьев. Стоило ей шепнуть ему на ухо пару ласковых слов, и он готов был мчаться, не разбирая дороги. В таких случаях цыган останавливал Арабеллу окриком.

– На дороге никого нет, – возражала она.

– Да как сказать. Есть люди, которые предпочитают путешествовать, оставаясь незамеченными. Они едут ночью, в спешке, по важным поручениям.

– Так же, как мы.

Арабелла стала ездить на Сарацине кругами, не удаляясь от кибитки. Она каталась по нескольку часов в ночь. Ее мышцы снова начали наливаться силой.

Вскоре они доберутся до моря – этого события она ждала со все возрастающим нетерпением – и будут в безопасности. Навсегда.

Арабелла не имела ясного представления об их будущем, несмотря на то, что они с Робертом часто говорили о нем. Она свято верила в то, что их души и тела навечно пребудут вместе: они были преданы друг другу, их взаимное желание близости становилось все более неутолимым, духовное родство все сильнее заявляло о себе. Она уверила себя в том, что они не причинят друг другу никакого зла.

– Я так счастлива, – сказала она ему однажды утром и обняла за плечи, привлекая к себе. – Как хорошо, что ты не отправил меня домой в ту ночь, которую мы провели в лесу! И все твои предупреждения…

– Они не голословны.

Физическая близость в последнее время приобрела для них обоих особую прелесть: она стонала от боли, а не от наслаждения, а он все чаще говорил с ней по-цыгански.

Арабелла помнила его предостережения; и не только его присутствие вынуждало ее к этому – она думала о них и тогда, когда примеряла юбки, шелковые шаровары, расшитые золотом жилетки, расчесывала волосы, красила глаза и соски или просто сидела у окна, перебирая струны лютни и напевая цыганские мелодии, которым он обучал ее. Они не были похожи на песни северян, которые она слышала с детства. Это были длинные, печальные мелодии – песни народа с трагической судьбой.

Она часто вспоминала, с какой горечью он говорил ей в лесу о присущем его народу чувстве юмора. Роберт высоко ценил цыганский юмор – достояние того народа, к которому он не переставал себя причислять.

Тогда он предупреждал ее, что она не отдает себе отчета в том, на какую жизнь обрекает себя. А она стояла на своем.

Она выбрала его. И этот выбор сделало ее сердце.

«Когда я оставлю тебя, я отправлюсь на юг, в тот край, где я вырос, туда, где моя родина. А твой отец найдет тебе подобающего мужа…»

Тот муж, которого найдут ей родители, никогда не узнает о ней столько, сколько знает цыган с того самого дня, когда они познакомились. С тех пор прошло уже семь недель.

– Если бы это могло разрешиться само собой, это давно уже произошло бы, – сказала она обреченно.

– Наверное, ты права. Но мы еще подождем. Арабелла была не против подождать, оттянуть событие, которого опасалась больше всего на свете.

Она не могла даже Роберту признаться в том, как боится.

Она притворялась, что боль, кровь, отвращение, ощущение того, что вместе с ребенком она теряет собственную жизнь, нисколько не пугают ее; что она легко перенесет цыганское снадобье, уничтожающее последствия любви.

– Ты не покинешь меня, когда я приму его? Ты останешься со мной?

– Оставить тебя?! – Он взглянул на нее с искренним недоумением. – Господи! Да как это могло прийти тебе в голову?

Арабелла попыталась забыть свои тревоги в близости с Робертом. Следующие несколько недель прошли в напрасном ожидании чудесного освобождения от нежелательного плода их любви. Она не предполагала, что тяга к жизни у этого создания окажется столь непреодолимой. Удивительно, что их первая ночь любви, когда они и думать забыли о средствах предохранения, о целебных травах и уксусе, имела такие серьезные последствия!

Каждый раз, пуская Сарацина вскачь, Арабелла надеялась, что именно сейчас произойдет избавление, доказательством чему будет кровавое пятно на попоне.

Со временем она запретила себе питать напрасные надежды.

Роберт даст ей снадобье, когда придет срок. Он узнает об этом, исследуя ее лоно, и не ошибется. Ее беременность станет ужасной обузой для них обоих, подвергнет их опасности быть обнаруженными ее отцом и Гуизом.