Ритуал взаимодействия - [85]
Серьезное действие — средство получения некоторых моральных выгод героического поведения без всех тех рисков потери, которые обычно предполагает героизм. Но само серьезное действие имеет ощутимую цену. Ее можно свести к минимуму участием в коммерциализированном действии, где проявления судьбоносности порождаются под контролем и в той области жизни, в которой ее последствия изолированы от остальной жизни. Ценой этого действия может быть только небольшая плата и врёменная необходимость покинуть свой стул, или свою комнату, или свой дом.
Именно здесь общество предлагает еще одно решение для тех, кто хотел бы утвердить свой характер, но снизив цену: производство и распространение чужих переживаний с помощью средств массовой информации.
Когда мы исследуем содержание коммерциализированных чужих переживаний, мы обнаруживаем их поразительное однообразие. Изображаются практические азартные игры, состязания характеров и серьезное действие. Они могут включать фантазии, биографию или взгляды кого-то, кто продолжает заниматься судьбоносной активностью. Но всегда это один и тот же мертвый каталог живых переживаний[253]. Везде нам дается возможность идентифицироваться с реальными и выдуманными персонажами, участвующими в судьбоносной активности различного рода, а через это как бы самим участвовать в этих ситуациях.
Почему судьбоносность во всех своих вариациях так популярна как компонент отдаленных от нас образов? Как указывалось, она доставляет бесплатное возбуждение, если клиент может идентифицироваться с протагонистом[254]. Этот процесс идентификации облегчают два фактора. Во-первых, судьбоносные акты по определению вовлекают действующего субъекта в использование возможностей, полным и действенным обладателем которых является он сам. Индивид сам принимает решения и их выполняет, он — релевантная единица организации. Вероятно, с индивидом, реальным или выдуманным, легче идентифицироваться, по крайней мере, в буржуазной культуре, чем с группой, городом, социальным движением или тракторным заводом. Во-вторых, судьбоносность включает игру событий, которая может начинаться и осуществляться в достаточно ограниченных пространстве и времени, так что ее можно наблюдать полностью. В отличие от таких явлений, как подъем капитализма или Вторая мировая война, судьбоносность — это то, что может наблюдаться и изображаться целиком, с начала до конца за один раз. В отличие от других событий, она внутренне приспособлена к тому, чтобы ее наблюдали и изображали.
Обратимся к следующей истории, рассказанной негритянским журналистом, пересекавшим страну на машине, чтобы написать о том, на что может быть похоже такое путешествие для человека вроде него:
Я не задерживался надолго ни в Индианаполисе, ни в Чикаго, который быстро оказался во власти колючей приозерной зимы. Затем я пересек Огайо, тупо ведя машину, пристегнувшись ремнями безопасности. В середине дня я заметил позади себя патрульную машину. Я посмотрел на спидометр, он показывал семьдесят миль в час, предел. Я устойчиво продолжал придерживаться этой скорости, ожидая, что полицейский обгонит меня, но когда я оглянулся, то обнаружил, что он следует за мной… Затем он посигналил мне остановиться у обочины.
После Кентукки меня преследовали полицейские или патрульные в Джорджии, Теннеси, Миссисипи; меня останавливали в Иллинойсе и Калифорнии. Меня преследовали, останавливали и давали понять, что я одинокий черный в большой машине, чертовски уязвимый. С меня было довольно. Я отстегнул ремни безопасности и открыл окно. Пространства все равно было недостаточно, и я практически пинком распахнул дверцу.
— В чем дело? — заорал я на полицейского. Он не ответил, подходя к машине. И тогда я решил поставить все — в том числе и свое тело, если он того захочет, — потому что я не мог больше этого выносить.
— Покажите ваши права.
— Я спросил, в чем дело.
Он этого не ожидал. Согласно ритуалу, я должен был без слов вручить ему свои права.
— Я хочу видеть ваши права.
Я дал ему их, чувствуя запах человека, близкого к проявлению высокомерия должности. Это была старая игра: «Ты черный, я белый и, кроме того, полицейский».
Он повертел мои права и затем, небрежно нагнувшись к окну, спросил:
— Джон, какая у тебя профессия?
Я рассмеялся. Какая связь профессии с якобы нарушением правил дорожного движения? Предполагалось ли, что род моих занятий скажет ему, достаточно ли у меня денег, чтобы заплатить ему? Позволит ли это ему узнать, что я «правильный» негр, человек с политическими связями, который может задать ему жару? Предполагалось ли, что я безработный и перевожу наркотики, труп или молодых девушек через границу штата? Полицейские и патрульные Америки, в неспешно тянущиеся дни вы всегда можете найти одного-двух негров, странствующих по вашему штату. Украсьте этот день, поступая именно так, как вы делаете.
— Меня зовут, — заорал я, — мистер Уильямс.
Я уверен, что многие копы и патрульные используют фамильярное обращение при разговоре с белыми людьми, но это «Джон» было синонимом «бой». Он вытащил руку из окна, я швырнул ему свои права. Я наблюдал, как он их читает, и думал: «Я не только не являюсь „правильным“ негром, я не только не заплачу тебе, но я в пяти секундах от полного свершения, что означало: в пяти секундах от того, чтобы разбить тебе голову».
Либеральная наука стала самым эффективным способом изучения мира, изобретенным человеком. Благодаря строгой этике науке удалось упорядочить процесс накопления и проверки знаний. Одна из серьезных угроз научному поиску — авторитарные режимы, которые транслируют свое понимание истины и подавляют любое несогласие. Но и общественный мейнстрим ополчился на верховенство науки. Борьба с ранящими словами, задетые чувства «профессиональных оскорбляющихся», диктат меньшинств, буквально понимаемое человеколюбие — это мощные силы новой реальности, претендующие на власть и влияние. Однако необходимо помнить, что «создавать знание больно — по той же причине, по которой это бывает так захватывающе.
Мы живем в эпоху сиюминутных потребностей и краткосрочного мышления. Глобальные корпорации готовы на все, чтобы удовлетворить растущие запросы акционеров, природные ресурсы расходуются с невиданной быстротой, а политики обсуждают применение ядерного оружия. А что останется нашим потомкам? Не абстрактным будущим поколениям, а нашим внукам и правнукам? Оставим ли мы им безопасный, удобный мир или безжизненное пепелище? В своей книге философ и социолог Роман Кржнарик объясняет, как добиться, чтобы будущие поколения могли считать нас хорошими предками, установить личную эмпатическую связь с людьми, с которыми нам, возможно, не суждено встретиться и чью жизнь мы едва ли можем себе представить.
В этой, с одной стороны, лаконичной, а с другой – обобщающей книге один из ведущих мировых социальных теоретиков Иоран Терборн исследует траектории движения марксизма в XX столетии, а также актуальность его наследия для радикальной мысли XXI века. Обращаясь к истории критической теории с позиций современности, которые определяются постмодернизмом, постмарксизмом и критикой евроцентризма, он анализирует актуальные теоретические направления – включая наследие Славоя Жижека, Антонио Негри и Алана Бадью, работает с изменившимися интеллектуальным, политическим и экономическим контекстами.
Недоверие к устоявшимся политическим и социальным институтам все чаще вынуждает людей обращаться к альтернативным моделям общественной организации, позволяющим уменьшить зависимость от рынка и государства. В центре внимания этого сборника – исследование различных вариантов взаимоотношений внутри городских сообществ, которые стремятся к политической и социальной автономии, отказываются от государственного покровительства и по-новому форматируют публичное пространство. Речь идет о специфической «городской совместности» – понятии, которое охватывает множество жизненных практик и низовых форм общественной организации, реализованных по всему миру и позволяющих по-новому взглянуть на опыт городской повседневности. Urban Commons – Moving Beyond State and Market Ed.
Профессор Пенсильванского университета, автор семи книг Кристен Годси объясняет, почему триумф капитализма в странах первого и второго мира не стал выходом для большинства женщин. Она мастерски развенчивает устойчивые мифы о том, что в условиях свободного рынка у женщин больше возможностей достичь карьерных высот и экономической независимости, внутреннего равновесия и личного счастья. На множестве примеров Кристен Годси показывает, как, дискриминируя женщин, капитализм во всем обделяет их – от физических радостей до интеллектуальной самореализации – и использует в интересах процветания тех, кто уже находится на вершине экономической пирамиды. Несмотря на крах и идейную дискредитацию социализма в странах Восточной Европы, Годси убеждена, что многие элементы социалистической экономики способны обеспечить женщине условия для развития и полноправного труда, здоровое распределение сил между работой и семьей и в конечном итоге гармоничные и насыщенные сексуальные отношения.
Сборник показывает на обширном документальном материале современные проявления расизма в различных странах так называемого «свободного мира» и в империалистической политике на международной арене в целом.Авторы книги раскрывают перед читателями страницы борьбы народов против расовой дискриминации, в частности против сионизма, тесно связанного с реакционной политикой империализма.Во второе издание книги включены новые документы, относящиеся к 80-м годам.Адресуется широкому кругу читателей.