Ритуал - [4]

Я проверяла стеллаж за стеллажом – чем дальше, тем сильнее стояли чары. Мне с моим третьим по зубам вскрыть только ближайшие два – и потом вернуть защиту обратно, всё остальное – только если уровень силы вырастет или мне откроет доступ дядя.

Я досадливо вздохнула. Как я устала быть слабой.

Кольца щелкнули, я переплела пальцы, и, высунув от усердия язык – здесь нужен ювелирный контроль, начала распутывать узелок за узелком так, чтобы защита не приняла меня за взломщика. Мгновений через двадцать спина вымокла от пота насквозь, но первый стеллаж был готов.

Я повторила чары ещё раз – и наконец получила вожделенный доступ.

Рылась я быстро, кто знает, когда дядя освободится и ему придет в голову вернуться за мной. Пролистывала и откладывала совершенно бесполезные для меня вещи, пока наконец не добралась до нужного – отец писал, что он начал учиться Гласу.

Устроившись в кресле, я методично пролистывала страницу за страницей, страницу за страницей – потом сделаю запись и просмотрю медленно, сейчас главное запечатлеть как можно больше. Глаз цеплялся за забавные вещи – отцу в детстве тоже подарили райхарца, он часто поддевал брата, и писал о том, какой нудный Каст, и был влюблен в дочку зеленщика из деревни… тут я захихикала… просто эта дочь сейчас была матроной в годах с фигурой пошире нэнсовых прелестей, почтенной матерью семерых детей… интересно, чтобы сказал отец, увидев её сейчас? Мама… мама на старых записях была очень изящной.

Второй дневник, третий. Годы взросления и обучения были наполнены записями о шалостях и заметками обо всем на свете. На четвертом дневнике мне повезло.

«Отец взял меня с собой в шахты, Каста как всегда оставили дома, он все равно не может звать без своей палки».

Я фыркнула. Интересно, Акс также думает про меня и мою флейту?

«Спустились на десятый, всё как обычно, пока отец не сказал, что двенадцатый я должен пройти сам».

Я отлистала в начало, чтобы сравнить даты. Отцу тогда должно быть одиннадцать. Я поежилась – дед явно придерживался суровых методик в воспитании.

«…страх привлекает их. Они идут на запах страха, они питаются им, чуют его, нужно перестать бояться». Перестать бояться – было подчеркнуто трижды.

«Смерть ещё не конец – это только начало. Как только ты внутренне готов умереть – ты бесстрашен, и только тогда ты обретаешь настоящий контроль и власть… обретя контроль ты обретаешь право повелевать… нужно просто открыться и перестать звать…».

Я перечитала последние фразы дважды. Перестать звать. Перестать использовать Глас. Перестать? Как это? В толпе тварей, в подземелье, просто сказать – привет, давно не виделись, тварь? Или как?

Они должны были сожрать отца. Должны, но следующие дневники доказывали обратное – он остался жив и писал ещё много зим.

Дальше не было ничего полезного. Ещё пару раз отец писал про это «чувство», которое возникает, когда перестаешь защищаться. Ведь Глас – это защита, и Зов – это защита. Защищаются слабые – сильные повелевают, сильным нет нужды доказывать свою силу.

Я постучала пальцем по губам. Чтобы проверять это, нужно быть совершенно, абсолютно и полностью сумасшедшим, но это в чем-то перекликалось с теорией Сакрорума.

Взрослого Сакрорума, выдохнула я тоскливо. Это была идея Нике – найти взаимосвязи, именно он выдвинул идею, что все «местные», представители исходного мира в определенной степени телепаты или должны обладать зачатками ментальных способностей – и люди, и представители флоры и фауны. Горцы, до того, как разбавили кровь, аллари, твари… все. Мне иногда казалось, что именно это на самом деле и было настоящей целью экспериментов Серых – не научиться управлять теми, с кем они вынуждено делят подземелья, а получить доступ к ментальному полю, создав собственный противовес силе дознавателей.

Вестник брату умчался с яркой вспышкой – я не утерпела спросить, пробовал ли переставать звать Аксель и что из этого вышло. Вестник вернулся обратно через мгновение, покружил по периметру зала и замер передо мной.

Защита?

Хранилище экранировано настолько, что связь невозможна? Я не могу отправить Вестник и сообщения не найдут меня – впереди открывались ошеломительные перспективы.

Песочные часы я переворачивала ещё трижды – и в животе уже урчало от голода, обед явно давно прошел. В дальней комнате отдыха, которую показал мне дядя, я нашла несколько печенек, орехи и чай.

Перекусив, я разложила на столе несколько чистых свитков, обмакнула кисть в тушь и начала писать. Шлемник. Праздник фонарей. Кто связан с травой?

Я закинула в рот несколько орехов и энергично захрустела. Аю – однозначно, старушка точно знает о траве не понаслышке. Луэй – брат и сестра, а значит… и Нике?

Я тряхнула головой, выбрасывая мысли о горце подальше – сейчас нет времени на эмоции.

А где Винни Луэй, там и дознаватели. Вывожу кистью ещё один пункт.

И закладка. Кто-то же поставил Булочке закладку, которая сработала. Кто-то, кто держит в руках нити. Кто?

То, что от Винни пахло травой, вовсе не значит, что она варила. Я погрызла кончик кисти. Винни могла просто бывать или присутствовать там, где варят. Тогда самая вероятная кандидатура – брат, но я сомневаюсь, что менталисты не отработали его. Раз он до сих пор на свободе – значит не нашли ничего, либо ждут, как всегда терпеливо, к кому он приведёт.