Ритуал последней брачной ночи - [10]

Кажется, он назвал меня Аллой.

…Отрезвление пришло сразу же, как только машина остановилась возле высокой ограды, за которой прятался от собачников, эксгибиционистов и прочей шушеры шикарный гостиничный особняк. Киви тряхнул выцветшими волосами, не глядя расплатился с шофером и помог мне вылезти из такси.

— Что дальше? — спросила я.

— Я испортил вам платье, — покаялся чертов виолончелист. Это прозвучало как: «Я испортил вам вечер и собираюсь испортить жизнь». — Я хотел бы загладить вину.

Интересно, каким способом? Наверняка старым дедовским: неприхотливая хуторская случка под сенью футляра от виолончели. Но в конце концов, именно за это мне и платят.

— Поднимемся ко мне. — Голос бедняги Олева слегка подрагивал, он все еще боялся, что я развернусь и уйду, дурачок. — Вам нужно хотя бы обсохнуть.

…Его номер располагался на третьем этаже: почти президентские апартаменты, несколько дежурных филармонических корзин с такими же дежурными цветами (издержки профессии), несколько дорожных баулов из дорогой кожи (за любую из этих умопомрачительных вещиц я готова была расплатиться натурой, не сходя с места); пачка каких-то приглашений на столе и его орудие труда — прямо посередине комнаты.

При виде этой непомерно раздувшейся от гордости скрипки-переростка я зябко повела плечами: наверняка Киви предложит мне прослушать что-нибудь из его репертуара, перед тем как затащить меня в койку.

Наверняка.

Так впоследствии и произошло, но начал он не с этого.

— Хотите есть? — спросил Киви.

— Для начала я хотела бы вымыться, — залитое шампанским платье липло к ногам и создавало определенные неудобства.

— Да-да, конечно…

Он проводил меня к дверям ванной и почтительно распахнул их передо мной.

— Прошу. Все полотенца чистые…

К чему, к чему, а к гостиничным номерам мне было не привыкать: я захлопнула дверь и задвинула щеколду. И пустила воду.

На то, чтобы смыть с себя страстные остатки шампанского, ушло три минуты. Потом, проклиная все на свете, я застирала подол и облачилась в толстый махровый халат, висевший на вешалке. Эта фирменная гостиничная тряпица, помимо всего прочего, должна спровоцировать хобот Олева: женщина в мужском халате — это всегда намек на интимно-доверительные отношения. И на саму собой разумеющуюся близость.

Но когда я вернулась в гостиную в этом чертовом халате, Олев Киви заметно огорчился.

— Вы сняли платье? — глупо спросил он. Нет, дорогуша, я должна была снова его напялить и торчать в мокрой тряпке только потому, что ее фасон когда-то так понравился твоей жене!

— Оно должно высохнуть, — с трудом подавив в себе раздражение, сказала я.

— Да, конечно… Я не подумал. Я заказал в номер фрукты и шампанское.

— Замечательно. — Ничего замечательного в этом не было.

Олев устроился в кресле, а я напротив него. Теперь я сидела спиной к окну и была почти недосягаемой для бесстрастного, мерцающего света белой ночи.

А о другом свете не могло быть и речи: Олев Киви не очень-то жаждал видеть мое лицо.

Несколько минут мы просидели в полном молчании.

— Итак? — подхлестнула я притихшего эстонца. — Вы наконец объясните мне, что происходит?

— Боюсь, что у меня не получится сразу… Я… Я не так хорошо говорю по-русски…

Бог с тобой, золотая рыбка, все вы прекрасно знаете Русский и без запинки лопочете на нем, когда вам это выгодно.

— Ничего. Я пойму.

— У вас карие глаза, правда?

Контактные линзы, так будет точнее. Контактные линзы, вставленные специально для тебя.

— Это имеет какое-то значение?

— Нет… но…

Давай, Олев, давай! Чем быстрее ты надудишь мне в уши историю своей жены, тем лучше: мы вместе погрустим о ее трагической судьбе и спокойно перейдем к постельным развлечениям.

— У моей жены тоже были карие глаза, — решился наконец Олев. — И она тоже была русской.

— Почему «была»? — Я подняла брови. — Она вас оставила?

— Оставила. О, да. Оставила — это очень точное слово… Она умерла.

Я уже хотела было посочувствовать вдовду-бедолаге, когда в дверь тихонько постучали.

— Войдите! — Киви облегченно вздохнул: он явно обрадовался тому, что разговор о жене откладывается. Хотя бы на несколько минут.

Дверь почтительно приоткрылась, и в комнату вполз гостиничный бой, кативший перед собой столик с причиндалами для романтического ужина. Ничем не примечательная личность с порочными черными кудрями. Лицо боя тоже не вызывало никакого доверия: бегающие глазки, пористая кожа и выдающийся вперед подбородок. Начинающий трансвестит, сразу же определила я: наверняка тратит половину зарплаты на нижнее дамское белье и ходит в нем по дому, время от времени впадая в изнурительный онанизм.

Бой подхватил бутылку с шампанским и вопросительно посмотрел на Олева.

— Не сейчас, — осадил его эстонец. — Потом. Я сам открою.

Бой разочарованно вздохнул и переступил с ноги на ногу в ожидании чаевых. Но Киви не спешил обрадовать его побочным заработком: вот она, знаменитая эстонская бережливость, вступающая в противоречие с законами гостиничного жанра.

— Вы свободны.

Еще раз вздохнув, бой попятился к двери. Мы снова остались одни.

— Вы хотели рассказать… — снова приступила к допросу я.

— Чем вы занимаетесь, Варя?

Хороший вопрос.