Рисовать Бога - [24]
Пока не настала зима, мы много гуляли, ходили в музеи, в Филармонию. Но теперь темнеет так рано, что хочется домой, в тепло. И даже в воскресенье мы редко выбираемся в город.
На широком подоконнике нашей кухни стоит пузатая трехлитровая банка. Это аквариум. Хорошо, что окно выходит на северную сторону, иначе рыбы, маленькие серые гуппи, непременно сварились бы. Аквариум – любимое развлечение соседского сына. Личный кинотеатр. Возвращаясь из школы, мальчик, пока хватает дневного освещения, сидит возле окна и наблюдает за тем, что происходит в аквариуме.
А там едва ли не каждую неделю появляется новое потомство: микроскопические, почти прозрачные рыбки. Гуппи – живородящая порода.
Соседский мальчик со спокойным, совсем не кровожадным интересом наблюдает, как взрослые особи поедают мальков. И так раз за разом. При таком положении дел проблема корма для рыб у соседей, наверное, решена.
Когда приплода становится так много, что аквариум напоминает кишащий муравейник, мальчик берет меньшую из двух, висящих над их кухонным столом поварешек, и отсаживает в кастрюльку некоторое количество рыб. Чем обусловлен его выбор, для меня загадка.
Потом он обхватывает банку обеими руками, несет к раковине, и смотрит, как ее содержимое с характерным хлюпаньем втягивается сливным отверстием.
Покончив с этим, он наполняет банку свежей водой и водворяет оставшихся рыб на место. Эта процедура повторяется примерно раз в месяц.
Однажды я все-таки поинтересовался, почему он такделает.
«Как?» – спросил мальчик, и удивленно посмотрел на меня малоподвижными серыми глазами.
Иногда я тоже подхожу к подоконнику, сажусь на табурет и смотрю сквозь банку с рыбками на улицу, искаженную призмой воды. Там идут люди и едут машины.>
Звонок раздался раньше, чем ожидал Славик. Он втайне надеялся, что вообще не позвонят, а если и позвонят, то откажут, и никуда идти «знакомиться с делом» ему не придется.
В общем-то, ему для его разысканий вполне хватало и библиотеки, куда он теперь ходил почти как на работу, уточнить то-другое, да еще поездок на Ланское шоссе, к переводчику с польского, и на 10-ю Красноармейскую, к специалисту по французской литературе: Славику нужно было разобраться с несколькими местами в дневнике, написанными на этих языках.
Погружение в чужую жизнь давалось ему трудно. И все-таки через нее его собственное существование стало наполняться мерцанием, о котором он или не знал, или не помнил.
Когда он сидел, склоненный над страницами дневника, в тишине комнаты ему слышалось мерное жужжание невидимого веретена, как тогда, в библиотеке, и пряжа, скрученная в буквы, распрямлялась под его пальцами, становилась нитью, вилась и вела все дальше и дальше, уже как бы помимо его собственной воли.
…От похода тудаон долго открещивался, пока соседка Эмочка однажды не сказала, сердито тряхнув седой подростковой челкой: «Ну, как же вы не понимаете, Станислав Казимирович, ведь вы же у него единственный. Больше у него никого нет. Это все равно как могила, которую надо найти и положить на нее цветы. Конечно, могильник НКВД существует, здесь, недалеко… Туда свозили уже убитых, сваливали в общие рвы и засыпали негашеной известью, так что…»
Славик про могильники знал. Это когда скот, больной сибирской язвой, забивают и зарывают в землю, или вот теперь могильники радиоактивных отходов. Но для людей… И еще «здесь, недалеко»…
Вечером ему было плохо. Сонечка бегала вокруг него с корвалолом и валидолом, плакала, хотела вызывать неотложку, но он не велел. У него ничего не болело. Нечему было болеть, все нутро у него было вынуто. А вместо нутра теперь в нем находилось то, о чем вчера он еще не знал и не думал, или запрещал себе знать и думать, и что вдруг вошло в его жизнь и расположилось в ней так, точно было там всегда.
Он обо всем рассказал жене, и пожалел. Сонечка мелко засуетилась, испугалась. Стала говорить: «Боже мой, Боже мой… Но ведь за что-тоих убили, значит, в чем-то виноваты… не может ведь быть, чтобы совсем ни за что…»
Это была подлая, гадючья мысль. Славик рассердился, обозвал жену дурой и прогнал от себя. А потом лежал и, зарываясь лицом в подушку, стонал от стыда. И не потому, что был несправедлив к жене. А потому, что Сонечка за негопроизнесла вслух то, о чем он, проникаясь к самому себе отвращением, думал.
И вот теперь ему позвонили и пригласили прийти. Но почему-то не туда, где он уже был, а в главное здание. Женщина приветливым спокойным голосом продиктовала номер местного телефона и попросила не забыть паспорт. Она же на другой день встретила его у бюро пропусков.
Прежде чем войти в здание, фасад которого занимал целый квартал по Литейному и несколько кварталов вглубь по Шпалерной, Славик стоял на противоположной стороне проспекта, на остановке, как будто ожидая троллейбуса, и наблюдал. Мужчины средних лет и молодые, в штатском и в форме, переговариваясь, улыбаясь, входили и выходили из деревянных, массивных, довоенных дверей. Может быть, это были уже совсем новые двери, просто воссоздали их по лекалу прежних.
Сотрудница учреждения была из архивной службы. Она повела Славика к лифту через массивный холл, от которого широкая лестница, покрытая ковром, шла вверх. Славик не заметил, на каком этаже они вышли, он волновался до дрожи в коленях и от самого факта своего присутствия здесь, и потому что женщина сказала, что
Люба давно уже не смотрела на небо. Все, что могло интересовать Любу, находилось у нее под ногами. Зимой это был снег, а если вдруг оттепель и следом заморозки◦– то еще и лед, по весне – юшка из льда и снега, осенью – сухая листва, а после месиво из нее же, мокрой. Плюс внесезонный мусор. Было еще лето. Летом был все тот же мусор из ближней помойки, растасканный за ночь бездомными собаками (потом конкуренцию им составили бездомные люди), на газонах бутылки из-под пива (а позже и пивные банки), окурки, сорванные со стен объявления и собачье дерьмо.
Повесть «Любовный канон» – это история любви на фоне 1980—1990-х годов. «Ничто не было мне так дорого, как ощущение того тепла в груди, из которого рождается всё, и которое невозможно передать словами. Но именно это я и пытаюсь делать», – говорит героиня «Любовного канона». Именно это сделала Наталия Соколовская, и, как представляется, успешно. Драматические коллизии Соколовская показывает без пафоса, и жизнь предстает перед нами такой, какая она есть. То есть, по словам одной из героинь Франсуазы Саган, – «спокойной и душераздирающей одновременно».С «Любовным каноном» Наталия Соколовская стала лауреатом Премии им.
«…Схваченный морозом виноград был упоительно вкусным, особенно самые промороженные ягоды, особенно когда они смешивались со вкусом слез. Анна знала – не всякому счастливцу дано испробовать это редкое сочетание»«Сострадательное понимание – вот та краска, которую Наталия Соколовская вносит в нынешний «петербургский текст» отечественной литературы. Тонкая наблюдательность, необидный юмор, легкая и динамичная интонация делают ее прозу современной по духу, открытой для живого, незамороченного читателя» (Ольга Новикова, прозаик, член редколлегии журнала «Новый мир»).В оформлении обложки использована работа Екатерины Посецельской.
За эту книгу Наталия Соколовская получила Премию им. Н. Гоголя (2008). Книга вошла в длинный список премии «Большая книга 2008».Героиня романа по профессии редактор, а по призванию – поэт. Она закончила знаменитый и полускандальный московский Литературный институт на излете советского строя, а к началу повествования работает в издательстве образца «постсоветского капитализма с получеловеческим лицом».После окончания Литературного института Даша оказывается в Грузии. Туда привела ее любовь к поэту Борису Пастернаку.
В больничный двор Латышев вышел, когда стало смеркаться. Воздух был свежим и горьким. Латышев ступил на газон, поворошил ботинком прелые листья. Пронзительный, нежный запах тления усилился. Латышев с удовольствием сделал несколько глубоких вдохов, поддался легкому головокружению и шагнул за ворота…
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.