Риск эгоистического свойства - [8]

Это маленькая Катюшка поняла на следующее же утро, за завтраком. Мама жарила яичницу, нервно, раздраженно, нетерпеливо двигаясь, впрочем, в этом не было ничего особенного, к таким маминым настроениям сестренки привыкли, чаще всего последнее время она вела себя именно так, а они отсиживались тишайшими мышками.

Но сегодняшний случай оказался особенным.

Так же раздраженно она швырнула перед дочерьми тарелки с завтраком и надтреснутым голосом объявила новую диспозицию их жизни:

– Отец от нас ушел. Бросил нас. Лида, ты уже большая, тебе двенадцать лет, будешь вести хозяйство. Я работаю, у меня нет времени и сил. Катерина, ты тоже не младенец, будешь помогать сестре!

У Катьки навернулись на глаза слезы, так страшно звучали мамины слова. И вдруг мама, стукнув кулаком по столу, закричала неожиданно громким фальцетом:

– И никаких слез! Прекрати немедленно! – И уставилась на дочь в ожидании немедленного исполнения приказа.

А Катька никак не могла загнать слезы назад и все хлопала, хлопала веками, стараясь справиться с предательницами.

– Боже! – возмущенно прокричала мама. – До чего же ты на него похожа! Видеть тебя не могу! Иди вон из-за стола!

Она не могла ее видеть, разговаривать с ней, каждый раз пересиливала себя, когда возникала такая необходимость, раздражаясь от одного вида младшей дочери.

Маленькая Катька не понимала, почему мамочка ее разлюбила? Что же она такого сделала плохого и неправильного? И по непосредственной детской логике решила, что надо срочно исправлять положение одним-единственным способом – стать очень, очень хорошей!

Она училась на одни пятерочки, сама делала домашние задания, в классе была тиха и незаметна, как тень, стараясь не навлечь на себя недовольство учителей, не вступая ни в какие конфликты с одноклассниками. Дома научилась мыть полы, чистить картошку, мыть посуду.

Ничего не помогало!

Увидев ее, мама менялась в лице, кривилась и отворачивалась. Зато с удвоенной силой чувств она полюбила Лиду.

Мама постоянно обнимала, целовала старшую сестру, улыбалась ей, они стали частенько засиживаться вдвоем на кухне, разговаривать о чем-то, когда Катька уже спала.

И скоро сестра отдалилась от Катюшки, переняла мамину манеру морщиться, глядя на нее, и совсем не по-детски шпыняла по мелочам.

А папа к ним не приходил.

Он общался с мамой, это девочки знали точно, потому что каждый раз после такого общения мама долго кричала, обвиняла его в чем-то и обзывала разными злыми словами, но Катя не видела его очень долго.

И не к кому ей было пойти со своим горем.

Она тихонько плакала каждую ночь в подушку оттого, что никак не могла понять, за какой ужасный поступок ее все разлюбили!

Это потом, много лет спустя взрослая и мудрая Катерина осознала, во что превратили родители жизнь двух маленьких девочек.

А тогда… Мама взвалила на двенадцатилетнюю Лиду всю тяжесть своей несостоявшейся личной жизни, пропитанной ненавистью к отцу и нескончаемыми обвинениями, сделала из старшей дочери поверенную подружку. Она стала выпивать вечерами после работы и, усадив дочь рядом, часами жаловалась ей на жизнь, вселяя в ребенка уверенность, что отец последняя сволочь, а Катерина как две капли воды похожа на него, его обожаемая доченька! А вот Лидочку он не замечал!

Весь этот бред брошенной обиженной женщины, как поток помоев, вылился на двенадцатилетнюю девчушку, исковеркав ее сознание, да и всю жизнь.

К тому же мать взвалила на Лиду все хозяйственные дела, действительно много работая, а вечера предпочитая проводить за рюмкой, смакуя свои несчастья. И Лида, наслушавшись матери, стала видеть в Катерине источник вечного раздражения и недовольства, тем более что в силу малолетства сестра не могла разделить с ней все хозяйские заботы.

Отца Катерина увидела через полгода.

Родители развелись и поделили между собой детей.

Катюшка с папой прожили вместе три непростых месяца. Холостому мужику, много работающему, живущему на съемной квартире, пользующемуся успехом у женщин, совсем не до семилетнего ребенка, о котором надо заботиться. Но он старался, как мог.

Катюшу перевели в другую школу, рядом с домом, где они жили. В школу и из школы она ходила сама, без сопровождения, как и большинство детей в те годы, – ключ от квартиры на шее, на длинном черном шнурке, чтобы открывать дверь не снимая. Ела в основном яичницу, которую научилась готовить, или разогревала то, что имелось в наличии, в кастрюльках. «Наличие» появлялось редко, когда тетя Оксана, папина подруга, приходила в гости и готовила.

Тетю Оксану, как и всех остальных, кроме папы, Катька тоже раздражала. Девочка к тому времени уже привыкла к такому отношению и не удивлялась, окончательно уверившись, что таки сотворила нечто ужасное, про которое все знают, и простить ТАКОЕ никак нельзя, а значит, и любить ее нельзя!

И жила теперь с этим знанием.

Откуда же знать-понимать ребенку, что тетя Оксана имела свои женские виды на отца, а в них ну никак не входила восьмилетняя девочка от первого брака.

Настало лето, и деть Катерину отцу было совсем некуда. Его родители, Катькины бабушка и дедушка, жили далеко – в Латвии, и к ним почему-то отправить ее никак нельзя, к маме – нечего и думать! О лагере папа не позаботился, и болталась Катерина целыми днями на улице, предоставленная самой себе и рассеянному пригляду соседки, у которой и своих детей имелось в количестве двух душ.