Римский Лабиринт - [6]

— Я в порядке, мамочка, — сказала Аня.

— У тебя что-нибудь болит? — спросила мама, помогая ей подняться.

— Да нет же, — улыбнулась Аня. Окружающие к тому времени поняли, что «скорую помощь» вызывать не надо, и влились назад в пёструю шумящую толпу. Мама увела Аню домой, потому что все говорили, что упала девочка прямо на спину, ударившись головой об лёд.

Утром мама повела Аню в больницу, к травматологу, кустистые брови которого Анна помнила со времён вывихнутой год назад руки. Травматолог, к Аниной радости, на этот раз ничего дёргать не стал, а послал её к неврологу.

— А там ничего не будут дёргать? — спросила девочка, прощаясь с пушистыми бровями.

— Не будут, — губы пожилого доктора растянулись в неожиданно доброй улыбке. — За голову тебя никто не будет дёргать. Но надо посмотреть, что в ней происходит. Нет ли там сдвигов?

— А если там есть эти сдвиги, — поинтересовалась Аня, — что тогда будет?

— Тогда будем тебя лечить, — уверил её доктор.

— Вы? — Анна посмотрела на него в недоумении.

— Нет, я только кости вправляю, — засмеялся он. — Мозги вправляют другие.

Невролог сделал Анне энцефалограмму мозга, а потом долго и задумчиво исследовал график с десятком прыгающих вверх-вниз линий и пришёл к заключению, что есть необычные волны мозговой активности ; особенно в те периоды, когда он заставлял Анну учащённо дышать. Травма была незначительной, но в результате обследования оказалось, что Анна страдает одной из форм лобной эпилепсии.

— Есть сотни разновидностей эпилепсий, — объяснял пожилой нейрохирург, обследовавший Аню в течение следующей недели. — У Анны, я могу с уверенностью сказать, детская абсансная эпилепсия.

— Детская эпилепсия? — недоумённо воскликнула Светлана.

— Да, детская, — кивнул доктор. — Она может пройти, а может остаться на всю жизнь. Скажи-ка мне, Анечка, ты помнишь, как упала?

Анна помотала головой.

— И как ты себя чувствовала в тот момент?

— Хорошо, — ответила она. — Я чувствовала себя очень хорошо. Было так весело! Я научилась кататься — у меня хорошо получалось.

— А потом? — поинтересовался доктор. — Что случилось потом?

— Потом? — Аня стала припоминать. — Потом мне будто приснился сон — очень прекрасный сон… А затем я проснулась, и надо мною стояла мама. Мне было совсем-совсем не больно.

— Вот видите, — вздохнул доктор. — Человек с данной формой эпилепсии может, так сказать, заснуть на ходу — и, возможно даже, как говорит Анечка, видеть сны.

Правда, насколько мне известно, сами больные никогда не припоминают ни своих снов, ни чего-либо странного в своём поведении. Возможно, Анечка запомнила свой сон только потому, что её от него в буквальном смысле слова разбудили.

Он объяснил Светлане, что причина кроется в генетике человека и что примерно один из пятидесяти тысяч человек страдает этой редкой разновидностью болезни.

— Обычно абсансная эпилепсия не представляет никакой опасности, — добавил он, успокаивая Светлану. За эту неделю он успел привязаться к красивой маме и её дочке. — Но приступ может застигнуть больного за управлением транспортным средством, например, или на улице, в потоке движения… Понимаете, о чём я говорю?

— Приступы? — Светлана побледнела.

— При детской абсансной эпилепсии человек не падает на землю, не трясётся, не теряет сознания, — постарался успокоить её доктор. — Окружающие обычно даже не замечают, что у человека приступ и что на какие-то секунды, реже — минуты, его просто… нет.

— Как это ; нет? — не поняла Светлана.

— А вот так: человек как бы есть, и дышит, и сидит, — а его там нет. Он ничего не видит, ничего не слышит, не воспринимает. А потом вдруг возвращается, как ни в чём не бывало, и даже сам не знает, что с ним было что-то не то.

Светлана со страхом подумала о том, что может случиться с её дочерью, если приступ застанет её в самое неподходящее время в самом неподходящем месте. Её разгорячённая фантазия рисовала перед ней сцены одна мрачнее другой.

— И каков же прогноз болезни? — спросила она, наконец собравшись с силами.

— Прогноз достаточно оптимистический, — поспешил заверить её доктор. — Около семидесяти процентов страдающих от детской абсансной эпилепсии к семнадцати–восемнадцати годам полностью от неё излечиваются. Но есть одна закономерность… — добавил он нерешительно.

Светлана внимательно смотрела в серые, немного мутные глаза доктора.

— Обычно вылечиваются те, у кого эпилепсия проявилась до девятилетнего возраста, — констатировал врач. — Ваша девочка находится в категории повышенного риска, и очень важно, чтобы мы сделали всё для снижения опасностей. Возможно, эпилепсия у неё уже не первый год. Её трудно, иногда невозможно бывает увидеть, распознать.

Светлана вспомнила, что не раз замечала, как Аня тихонько сидела, в задумчивости глядя в одну точку. В такие минуты она её старалась не беспокоить. Сейчас она жалела об этом. Вспомнила она и об Аниной привычке все считать, которая раньше казалась Светлане забавной. Аню иногда как будто заклинивало на цифрах, она cловно проваливалась в другой мир.

— А остальные тридцать процентов? — спросила Светлана. — Что бывает с ними?

— Они живут с этим всю жизнь, — ответил доктор. — Притом, — добавил он доверительно, — ряд специалистов связывают это заболевание с наличием у человека особенных интеллектуальных способностей. Например, есть такой известный американский психиатр, Дэвид Биэр ; «медведь» по-русски. Ведущий эксперт в изучении лобной эпилепсии. Он пишет, что повышенная активность определённых участков мозга, как в случае с детской абсансной эпилепсией, играет важную роль в развитии творческого мышления. Он даже заявляет, что лобная эпилепсия может заставить человека пуститься на поиски таких величин, которые люди именуют истиной, или красотой, или славой. Я назову вам несколько имён людей, страдавших этим заболеванием. Это и Юлий Цезарь, и Бонапарт, и Ван Гог, Чайковский, Достоевский, Бетховен…