Римский король - [7]

Мобрейль поклонился, но не сел, ожидая, пока принц обратится к нему.

– Вы из Парижа? – спросил претендент. – Ну, какие новости принесли вы нам оттуда? Наверное, плохие?

– Отвратительные, ваше высочество!

– Генерал Бонапарт все еще победоносен, как всегда, и пользуется прежней популярностью и любовью?

– Счастье снова оказалось милостивым к нему! Рождение сына, которого он называет своим наследником, как будто укрепляет его трон, на самом деле шаткий и колеблющийся.

– Если вы на самом деле думаете так, то я поздравляю вас с дальновидностью: эта империя, основанная на жестокости и насилии, на презрении к правам, совести и свободе, не может долго продержаться. Но забывчивые, неблагодарные, обольщенные французы не разделяют ваших достойных убеждений; французы уже позабыли о своих старых королях, и вы являетесь исключением; вы доводите вашу преданность даже до того, что являетесь к нам сюда засвидетельствовать свои верноподданнические чувства! О, вы найдете не очень-то много подражателей! – прибавил граф де Прованс с улыбкой разочарования. – Впрочем, проходя передней и приемной вы уже должны были заметить, что подобные вам гости очень редки у меня.

– Внезапное событие может переполнить ваш салон толпой, которая будет наперебой домогаться чести видеть вас!

– Что значит «внезапное событие»? Я не понимаю вас…

– Смерть Наполеона! – громко ответил Мобрейль.

– Неужели вы думаете, что подобное «внезапное событие» способно произвести переворот в положении вещей? Ведь за Бонапарта стоят вся армия, солидная администрация; кроме того, его окружает сонм маршалов, которые, судя по всему, глубоко преданы ему и не преминут обнажить шпаги в защиту его сына, его наследника. Так неужели же вы думаете, что империя представляет собой столь шаткое здание? Неужели вы решитесь утверждать, будто институт империи не способен пережить своего основателя?

– Раз император умрет, то и его империя разлетится в пыль, ваше высочество! Армия устала сражаться и вечно летать с севера на юг, с берегов Таго на берега Вислы; она требует только мира, ждет только отдыха. Смерть Наполеона даст ей тут же одно и обеспечит в будущем другое, оставляя в прошлом славу. Большего армия и не потребует. Вечно враждующие между собой маршалы, не доверяющие друг другу и тоже усталые, никогда не будут в силах прийти к соглашению, если в случае регентства им придется делить власть. Да и многие из них больше солдат желают как можно скорее сложить оружие. Имея земли, замки, молодых жен, они хотят использовать последние годы физической бодрости и уже пошатнувшегося здоровья, остающиеся им в жизни. Они не так глупы, чтобы снова вскочить на лошадей и пойти войной против всей Европы, а может быть, и Франции, ради того, чтобы обеспечить сыну Наполеона оспариваемое престолонаследие. Таким образом трон Франции вернется к своим законным обладателям. Маршалы, восхищенные, что вы, ваше королевское высочество, обращаетесь с ними как с великими вассалами короны, гордые тем, что их боевое дворянство признано равным родовому – потому что необходимо будет признать такое равенство, – станут самой мощной опорой вашего реставрированного трона! Что же касается ребенка, которого называют Римским королем, то ему не выдержать на своем тщедушном челе тяжести императорской короны; его сломи г уже то, что он должен будет носить имя воина, перед которым так долго трепетала вся Европа и чьи предприятия ему придется поддерживать и продолжать; это будет какая-то тень императора, призрак государя. Поверьте мне, ваше высочество, что стоит Наполеону умереть, как ему уже невозможно будет воскреснуть в лице сына!

– Может быть, вы и правы, – сказал граф де Прованс, погружаясь в глубокое раздумье, – возможно, что империя падет в тот момент, когда того, кто является всем в этом громадном государстве, не будет в живых. Но едва ли это может случиться так скоро. Наполеон отличается крепким здоровьем, он еще молод, гораздо моложе меня… Но, может быть, вы случайно уже составили себе понятие, каким образом произойдет то важное, но гадательное событие, на которое вы намекаете и которое должно будет совершенно изменить судьбы Франции?

– Я не только имею то понятие, ваше высочество, а нечто большее: уверенность. Для этого нужно, чтобы…

– Довольно, маркиз! – поспешил перебить его граф де Прованс. – Мне не подобает слушать дальнейшие подробности. Я живу здесь в уединении, вдали от всякой агитации и политики; в обществе старого Блакаса и вечно юного Горация я без всякого нетерпения дожидаюсь, пока повернется колесо фортуны. Я не хочу заниматься такими гадательными событиями, вызвать которые, несмотря на всю их желательность, мне было бы невозможно. Если вы питаете какие-то надежды, если кое-какие признаки дают вам основание предвидеть их быстрое осуществление, то расскажите все это Блакасу. Он очень интересуется подобными радостными гипотезами; что же касается меня, граф, то я махнул рукой, совершенно махнул рукой! Поговорим о чем-нибудь другом!

Еще некоторое время разговор продолжался, затрагивая совершенно безразличные, невинные темы; затем граф де Прованс сделал жест, означавший, что он хочет закончить аудиенцию и вернуться к своему Горацию.