Рихтер и его время. Записки художника - [10]
Постепенно стал играть и фортепьянные пьесы».
И все же у него пока не было учителей, были скорее друзья. Уже несколько лет прошло, как познакомился он с Тюнеевым, превосходным музыкантом, человеком одаренным, образованным, обаятельным, но резковатым и едким на слово.
Из воспоминаний Святослава Рихтера.
«Он много мне дал. Человек он был интересный. Разговаривал весьма странно – у него передергивались щеки. Вспоминаю четверги у Тюнеева, музицирование. На одном из таких домашних вечеров я играл даже сонату Листа, а с одной из учениц отца – “Domestica” Рихарда Штрауса и Восьмую симфонию Брукнера».
Так вот: несмотря на разницу в возрасте, с Тюнеевым молодого Рихтера связывала дружба. Их отношения не походили на отношения учителя и ученика. Однако учиться все-таки было надо. Накопилось много сочинений, возникали трудные вопросы, и решили сделать еще одну, последнюю попытку начать профессиональные занятия.
Для уроков по композиции Тюнеев порекомендовал опытного педагога – Сергея Дмитриевича Кондратьева.
Это был человек одинокий и замкнутый, с тяжелым характером, подозрительный. Он происходил из семьи видного чиновника царской России и теперь постоянно ждал репрессий.
Он сторонился людей, и его окружали лишь те немногие, кому он полностью доверял. Страдал припадками ипохондрии, был мнителен и постоянно считал себя больным. Окружающим приходилось серьезно заботиться о нем. Наверное, он раздражал людей, но его природный ум и воспитание все же вызывали сочувствие. Его старались понять, оправдать, ну, словом, прощали.
Между тем он до того боялся быть на виду, что избегал всякой работы, кроме нескольких частных уроков, которые давал по рекомендациям. Это и составляло весь его доход.
В семье нового ученика он встретил понимание и участие. Мать Рихтера, как могла, старалась помочь одинокому музыканту. Его неустроенный быт и слухи о плохом здоровье все больше занимали ее внимание. Она его жалела.
А время шло. Занятия складывались трудно.
Конечно же, педагог знал свой предмет. Но он оказался упрямым и скучным педантом, наделенным, к тому же, непреклонной волей…
Бесконечные теоретические рассуждения и анализ совсем подавляли музыку. Самостоятельность и одаренность ученика его раздражали. Объясняя, он холодно смотрел в глаза, чеканил слова и отстукивал по столу сухой маленькой ладонью. Временами эти уроки становились подлинным духовным преследованием, анатомированием по живому. Холодной насмешливой критике подвергалась каждая нота.
Такой педагог-деспот – явление страшное для человека талантливого. Прошло немало времени, пока наконец не стало ясно: из таких занятий опять ничего не выйдет.
Но, несмотря на неудачу, отношение к педагогу в семье не изменилось, и его дружба с матерью будущего великого музыканта осталась прежней…
Вот как об этом вспоминал сам Рихтер: «Если бы не Кондратьев, я, вероятно, никогда бы не бросил сочинять…»
Глава седьмая
Первый интерес к фортепьянной музыке пробудил в нем фа-диез мажорный ноктюрн Шопена, который часто играл отец.
Из воспоминаний Святослава Рихтера:
«Много лет спустя в одном из парижских пансионов, где я жил, хозяйка, в прошлом пианистка, попросила меня сыграть этот ноктюрн.
Я признался ей, что еще с детства, когда я впервые услыхал ноктюрн в исполнении отца, я хотел выучить и сыграть его, потому что об этом много раз просила мама. Но ноктюрн я так и не сыграл! “Но, если Вы этого хотите, – добавил я, – дайте мне ноты, и я Вам его охотно сыграю”. И сразу подумал: как странно – сколько раз меня об этом просила мама, и я этого не делал, а теперь просит совсем посторонний человек – и я делаю.
Ноты были тут же принесены: я быстро просмотрел ноктюрн и сыграл его хозяйке.
Когда сыграл, меня как будто осенило: сегодня 10 ноября – день рождения моей мамы…»
Но вернемся в Одессу, в годы его отрочества.
Он уже участвует в самодеятельном кружке при одесском Доме моряков. Однако по-прежнему много играет для себя. Его внимание начинают привлекать чисто фортепьянные сочинения. Среди них Концерт Шумана и ранние сонаты Бетховена.
Особенно ему нравилась в те годы Девятая соната, ее вторая часть, самое ее окончание…
В это время в его внутренний мир, кажется, всецело заполненный музыкой, приходит еще и литература. Среди первых увлечений – пьесы Метерлинка, романы Диккенса и сочинения Гоголя.
Толстого он любил меньше, хотя вокруг все им восторгались.
Два-три теплых дня – и от южной зимы нет и воспоминаний.
Над морем солнечно. Рваные белые облака легко и низко плывут, задевая горизонт, и нет в них уже ни дождя, ни снега…
Пасха. В доме все вымыто, все свежо и красиво. И хотя мало денег, мать, как всегда, умеет сделать праздник из ничего. На блюде – пасхальные яйца. Но крашеных только половина. Темно-красные смешаны с белыми, и получается одновременно и нарядно, и строго.
Кулич и какая-то снедь уже на столе, покрытом ослепительной скатертью. Квадратная лампа в стиле модерн сверкает промытым стеклом и начищенной латунью.
На Святой каждый день кто-то приходит. Погода стоит ровная. В открытые окна залетают первые бабочки. Пахнет морем и землей. Сыроватый воздух еще прохладный, но уже совсем не простудный…
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
«Зимний путь» – это двадцать четыре песни для голоса и фортепьяно, сочинённые Францем Шубертом в конце его недолгой жизни. Цикл этот, бесспорно, великое произведение, которое вправе занять место в общечеловеческом наследии рядом с поэзией Шекспира и Данте, живописью Ван Гога и Пабло Пикассо, романами сестёр Бронте и Марселя Пруста. Он исполняется и производит сильное впечатление в концертных залах по всему миру, как бы далека ни была родная культура слушателей от венской музыкальной среды 1820-х годов.