Рихард Зорге: подвиг и трагедия разведчика - [69]

Художник Мияги знакомил Рихарда с искусством своей страны, с удивительной и ни с чем не сравнимой традиционной икэбаной — искусством составления композиций из веточек и цветов. Ну где еще в мире существуют целые школы, в которых годами осваивают мастерство сочетания цветов в букеты для низких и широких ваз? Это тоже приоткрывало удивительное своеобразие мироощущения японца.

Рихард много ездил по стране. В древней столице Японии Киото он посетил сёгунский дворец Нидзё — великолепное строение целиком из резного дерева. Он шел по коридору, и половицы под его ногами издавали соловьиные трели. Древние мастера так сочетали половицы из разных сортов дерева, чтобы они создавали такое замечательное звучание. Впрочем, эти трели не только услаждали слух правителя, но и предупреждали его: "Остерегайся, кто-то идет!.." И таким поэтическим и изощренным было многое в стране…

"Я стремился узнать людей, развить в себе интуицию, без которой невозможно познать страну", — писал Зорге.

И еще:

"Без должного авторитета и достаточной эрудиции я не смог бы занимать столь прочное положение в германском посольстве. Именно по этим причинам, приехав в Японию, я занялся доскональным изучением японских проблем".

Ум, знания, интуиция, богатейший опыт, дар слова позволили Зорге стать лучшим корреспондентом в Японии. "Франкфуртер цайтунг" и другие немецкие издания отводили для его корреспонденций самое видное место. Газеты наперебой заказывали ему статьи. И Рихард понимал, как важно для него это профессиональное признание.

Но успеху Зорге как журналиста для достижения его цели должно было сопутствовать и безоговорочное признание его как нациста — иначе никак нельзя было рассчитывать на доверительное отношение к нему нацистских деятелей германской колонии в Токио. Здесь, вдали от Германии, Зорге не составило труда вступить в национал-социалистскую партию: он привез рекомендательные письма от высокопоставленных лиц из Берлина и вел себя как приверженец фюрера. "Единством идейных взглядов" объяснялась его тесная дружба с руководителем отделения германского телеграфного агентства ДНБ Виссе — маленьким "фюрером" нацистской организации в колонии. Как нельзя лучше складывались у Рихарда отношения с фон Урахом, корреспондентом "Фёлькишер беобахтер". Зорге выказывал свое недоброжелательство по отношению к Гердеру, сотруднику "Кёльнишер цайтунг", скептически относившемуся к гитлеровцам. Высокомерно держал себя он с коллегами по перу — англичанами и французами и совершенно игнорировал советских журналистов, а агентство ТАСС находилось в том же здании на Гиндзе, где была контора Бранко Вукелича… Здесь Зорге часто видел советского журналиста Владимира Леонтьевича Кудрявцева, в прошлом бойца Конармии, а в будущем ведущего политобозревателя "Известий".

Дом на улице Нагадзака-мати

Рихард решил покинуть фешенебельный отель "Тэйкоку" с его дорогими номерами. Он снял в буржуазном районе Токио Адзабуку небольшой двухэтажный дом на улице Нагадзака-мати, 30, и перевез туда свои вещи.

Дом был деревянный, японский: с раздвижными стенами, внизу — две комнаты. Одна из них — 12-метровая гостиная. Наверху тоже две — спальня и кабинет.

Стены комнат Рихарда теперь сплошь в географических картах, на полках — одни книги, кабинет от стены до стены перегорожен письменным столом, на нем — пишущая машинка. Среди вороха бумаг, наваленных на столе, — патефон. В кабинете на полу — ковер, у стола — вращающийся стул.

Зато спальня вполне выдержана в стиле японского жилища: на полу циновки — татами, жесткие подушки. Тут нельзя ступать в уличной обуви. Рядом со шлепанцами — японский халат с широкими рукавами.

Хозяйничал здесь он один. Для посетителей — гостиная внизу и маленький дворик около дома. Даже горничная, пожилая японка, поднималась на второй этаж только по утрам, чтобы разбудить его.

Город просыпался очень рано. В 6 часов уже начинали работать предприятия и магазины, уличные торговцы везли свои тележки, нагруженные снедью, — и Рихард распорядился, чтобы его будили ровно в пять.

— Данна-сан, уже пять часов, — говорила служанка. — Ванна готова.

Рихард просыпался, закуривал трубку и шел вниз. Ванна была тоже японская — деревянная круглая бочка, глубокая, чуть ли не по горло. Внутри — скамеечка.

Потом он делал зарядку с эспандерами и гантелями: следил за тем, чтобы тело оставалось таким же мускулистым, тренированным, как в юности, когда он занимался многими видами спорта.

За завтраком Рихард просматривал газеты. Потом поднимался на второй этаж, в кабинет, и садился за машинку. Отрывался лишь для того, чтобы набить погасшую трубку табаком или закурить сигарету. В комнате плавал сизый дым, который едва рассеивался потоком воздуха, шедшим в распахнутые окна. Когда очень уставал — заводил патефон, слушал Моцарта, Баха.

За столом он работал до обеда, если не вызывали в посольство или не было других срочных дел. Встречи в пресс-центре, все деловые свидания назначал на вторую половину дня. Возвращался поздно. К домику машина подъехать не могла — оставлял ее за углом. Из окна кабинета или спальни он всегда видел, кто идет к нему в гости.