Рихард Зорге. Легенда разведки - [29]

«Профессор Янг обладал неиссякаемым запасом острот и шуток. Янг был худ и мал ростом, походил скорее на хрупкого юношу, чем на профессора. У его жены было интеллигентное красивое лицо, ямочки на щеках и белоснежные зубы. Она активно принимала участие в политической работе и обладала организаторским талантом… Янг был видным ученым и считался китайцем “из хорошего общества”. Впоследствии жена Вана устроилась на работу в Министерство иностранных дел в Нанкине, явно по заданию Зорге».

Юлиус Мадер пишет еще об одном китайце — Цзяне. Вряд ли он и Ван — одно и то же лицо, так как Цзян ни в коей мере не мог считаться «китайцем из хорошего общества»: его отец был слугой в доме генерала. Деятельный, хитрый и находчивый, он был особенно полезен группе еще и знанием местных нравов.

Когда Зорге на три месяца отправился в Кантон, Ван рекомендовал его своим знакомым в этой провинции. Их них Рихард выделил для работы одну женщину, с которой была знакома и Агнес. Звали ее Тюи. Сначала она стала работать на разведгруппу, а затем и ее муж, который болел тяжелой формой туберкулеза, тоже начал им помогать. По всей вероятности, именно о ней Рут Вернер пишет:

«К числу сотрудников Рихарда принадлежала и молодая миловидная китаянка с бледным лицом, обрамленным короткой прической, со слегка выдающимися вперед передними зубами. Она происходила из влиятельной семьи: ее отец был, кажется, высокопоставленным гоминьдановским генералом. Он выгнал свою дочь из дому, когда та, вопреки воле родителей, вышла замуж за бедного человека, к тому же еще и коммуниста…».

Ван стал человеком, опираясь на которого, Рихард сформировал китайскую часть своей группы.

«Ван приносил самую разнообразную информацию — вспоминал Зорге. — Когда данные по природе своей требовали более подробных объяснений или отчетов, Ван или я беседовали с людьми — источниками этой информации… Мы часто встречались по вечерам, используя для встреч людные улицы, когда позволяла погода. Встречались и в частных домах. Я старался время от времени менять места встреч и избегал использовать в этом качестве свой собственный дом, насколько это было возможно. В Шанхае тех дней риск был не очень велик».

Что же касается иностранцев, то здесь ему по-прежнему помогала Агнес. Одно из устроенных ею знакомств впоследствии оказалось особенно полезным, хотя поначалу таковым не выглядело. Этим новым знакомым стал журналист Ходзуми Одзаки. Позднее в Японии именно этот человек станет незаменимым помощником Зорге. Сын журналиста и сам журналист, Ходзуми принадлежал к древнему японскому самурайскому роду. Вырос он на Тайване, где его отец работал редактором газеты «Тайван ници-ници симбун», учился в лучших школах, изучил английский язык, затем поступил в Токийский университет, где и обратился к марксизму. В Японии пришел на работу в штат газеты «Асахи симбун» и в 1927 году, в качестве ее корреспондента, отправился освещать восстание в Китае, где задержался на несколько лет. В конце 1930 года, в книжной лавке Коминтерна в Шанхае Агнес Смедли познакомила его с Зорге.

«Одзаки был моим первым и самым ценным сотрудником, — писал Рихард в тюрьме. — Наши отношения, и личные, и деловые, были превосходны. Его информация была самой точной и интересной из всего, что я получал из любого японского источника, и мы быстро подружились».

Через Одзаки Рихард познакомился с японским репортером журнала «Шанхай дейли ньюс» Хисао Фунакоси и руководителем китайского отделения японского агентства печати Ренго Цусин Ямаками Масаёти. Еще один знакомый Одзаки, журналист Тэйкити Каваи, имел очень ценного информатора — переводчика Рюки Сёдзима, с помощью которого разведчикам удалось внедриться в аппарат военной разведки японских оккупационных войск в Китае. Вскоре Сёдзима сумел устроиться на службу в тайную полицию в Мукдене. Итогом его работы стали присланные в Шанхай копии 37 секретных документов[20].

Чем дальше, тем сильнее в Шанхае росли антияпонские настроения. Поэтому встречи с японскими членами группы были, пожалуй, самыми сложными и конспиративными из всех. Они встречались в ресторанах, кафе или в доме Агнес во французской концессии.

«Поскольку японцам было небезопасно ходить по улицам, — вспоминал Рихард, — то я обычно поджидал японца в Гарден Бридж у границы японского сеттльмента, сажал его в машину или сам сопровождал его до места встречи. Чтобы избежать слежки со стороны японской полиции, я почти никогда не посещал японцев в японской концессии… Но спокойней всего я чувствовал себя, когда мы встречались в доме Смедли, и я часто приводил туда Одзаки и других японцев… Встречи обычно происходили поздно вечером. Я избегал ненужных частых встреч и старался проводить их с интервалами в две-три недели… Даты встреч, условленные заранее, всегда строго соблюдались во избежание необходимости использования почты или телефона… Когда бы я ни встречался с японцами, я всегда делал это один, не позволяя моим зарубежными помощникам сопровождать меня… Мы очень редко обменивались письмами и материалами при встречах; информацию мы передавали устно (хотя бывали и исключения)».