молчаливый депутат, торговка живой рыбой без корзины… их больше не существует… это гражданские люди, свободные, готовые на все… вот причина, почему они не пытаются с нами заговорить, узнать, кто мы такие… наверняка, они не доверяют типам вроде нас, с охранниками!
Тсс!.. Тсс!.. Локомотив!.. У этого поезда нет армейских платформ… нет артиллеристов… двое наших стражей и все… Трогаемся… тихо!.. О, это недолго… Росток!.. Поезд останавливается, Просейдон уже там, поджидает нас, и не один, а со своими больными… я спрашиваю его… да! Это они!.. Ему удалось их собрать, не хватает одного… он забрал наши вещи из отеля «Феникс»… свертки не тяжелые, одна небольшая котомка… две рубашки, полотенце, мыло… теперь Моорсбург!.. Сто километров!.. Мы не увидим больше оберартца… этого пламенного ницшеанца! Я его и видел-то лишь раз, только слышал… не очень-то он был любезен, через закрытую дверь… простим ему его нелюдимость!.. Нам с ним как бы… не по дороге… Просейдон находится в соседнем купе со своими прокаженными… он не должен их оставлять ни на минуту… только невысокая дверца нас разделяет… я вижу их всех, они не безобразны, у них нет возраста, так сказать, они существуют вне возраста… какие-то прыщеватые и закутанные, некоторые забинтованы… особенно мужчины, кажется… мы двигаемся… этот поезд и вправду нигде не останавливается… о, но двигается медленно… прокаженные часто вытирают нос и глаза… для этого им служат собственные лохмотья… легко поставить диагноз… у них кровоточит слизистая носа и глаз… не очень-то подходящая для них работа – копать ямы… следует перевезти их в другое место… в лепрозорий?… Куда?… Продолжаем двигаться… самолеты не интересуются нами… однако пикируют с высоты, кружат над нами… они, должно быть, знают этот «рыбный» поезд, график его прохождения и то, что он совершенно не охраняется… вот почему они готовы его пропустить… мы в Моорсбурге никогда не видели рыбы… вот так по всей планете сильные и богатые договариваются, чтобы побаловать друг друга… вы в будущем, в атомном веке увидите, как они обмениваются корзинами земляники, от Финистера до Сварнополя, да еще доставляют их на ракетах… я шучу, но не слишком… забыл вам сказать о снеге… вот теперь снег просыпался… не так много, но все-таки… даже рельсов не видно… я забыл о чайках!.. Однако же они не расстались с нами… только подумать, четыре вагона рыбы!.. Они кружат над нами, планируют, садятся на крыши… а Просейдон?… Он не разговаривает, он размышляет… мы уже недалеко… еше одна… две… три… станции… вот это, должно быть, уже и оно!.. Я вижу, мне мерещится, что я вижу дома… снежная пелена мешает… поезд замедляет ход… если так можно сказать… метр за метром…
Тпру! Тпру!.. Да, он останавливается, это Моорсбург… и тот же вокзал!..
– Фердина! Фердина!
Это Ля Вига!.. Лили отвечает вопросом на вопрос!
– Бебер?… Бебер?
– Он здесь! Мы спускаемся… и Просейдон, и его подопечные… они помогают друг другу сойти, подают руки… они очень хотят идти, неважно куда…
– Сюда, коллега! Сюда!
Этот голос… Харрас! Он не один, вместе с Крахтом… оба в полном военном облачении, причудливо изукрашены… огромные сапоги, ручные гранаты, маузер, как и подобает! Я спрашиваю его:
– Ну что, русские?
– Нет!.. Но они недалеко!
– Ну так ведите их!
– Нет необходимости! Сами придут!..
Причудливая речь, как всегда… И эта предупредительность… Он подчеркивает, что дожидался нас… он позаботился зарезервировать уголок в зале ожидания для всех четверых… Лили, меня. Ля Виги и Просейдона…
– Куда пойдем?
– Сначала вам надо отдохнуть, хотите чуток поспать?
– Да! Да!.. Немного…
– А есть?
– Да! Да!.. Тоже!..
– Тогда рыбы!
Двое наших охранников не покидали поезда, они уселись на наши места… им надо ехать в Берлин… они не ели и не спали… служба!.. Служба!.. А потом они вернутся, тем же самым «рыбным» поездом… но может случиться, что все переменится, не будет больше поездов на Варнемюнде… что рыбная ловля там закончена… запрещена!.. Харрас лучше осведомлен, чем мы… англичане, вроде бы, выслали два больших тральщика к Сопоту… ставить бакены?… Или мины?… Есть чего бояться! Была такая свистопляска в воздухе! По поводу оберартца Гаупта? А что он об этом сказал? Он был неоригинален? А его истязательное поле?… Умирающие за работой?… Харрас отлично все это знал…
– Понимаете, он не может поступать иначе!.. В таких обстоятельствах!.. Он псих, я согласен с вами, но он на своем месте…
Термометр показывает минус четыре…
– Еще не очень холодно… хорошо, поезд с рыбой останется там, на путях… вы уедете на нем… я вам все завтра скажу…
Я предпочел бы, чтобы он сказал мне все тотчас… мы видим этот зал ожидания, полный валяющихся вповалку солдат, которые пытаются заснуть… все немецкие вокзалы точно такие же, забитые спящими солдатами… ранеными… уголок справа уже расчищен, четыре котелка… капустный суп… я вижу, что Ля Вига и грек еле держатся на ногах… они, не успев прикоснуться к своим котелкам, тут же засыпают…
– Детуш! Детуш! Разрешите представить вам сестру Фелицию!..
У сестры Фелиции вполне жизнерадостный вид… никакой печали… даже улыбается, заметим… молодая, не больше тридцати…
