Рифейские горы - [39]

Месть теряет свой вкус, если она не бьёт по тому, кому предназначалась. Но Лидас все эти дни вёл себя на редкость примерно: не пытался спорить, ничего не доказы-вал, не оправдывался. Даже повода не давал подходящего, когда признание могло само сорваться с языка. А потом вообще уехал на несколько дней из города. Ему доложили: мастеров на стройке поместья закидали камнями рабы, выполнявшие грубую работу. Дело требовало немедленного вмешательства, и Лидас уехал очень рано, несмотря на ливень и даже Виэла не взял с собой: торопился.

Первый день Айна выдержала, с трудом, но стерпела, справилась с собой только потому, что раб днём ни разу не попался ей на глаза. К вечеру второго дня приказала вызвать, и Виэл явился сразу же, в том виде, в каком его нашли: в мокром тяжёлом плаще, замёрзший настолько, что даже губы закоченели.

— Ты был на улице? — спросила тем тоном, который сразу же устанавливал соответ-ствующую дистанцию. Варвар склонил голову, кивком отвечая на поставленный вопрос.

— Ты безъязыкий? — обернулась, насмешливо скривив губы. Ей нравилось играть с ним роль властной хозяйки и за внешним ответным подчинением и покорностью чувствовать, что стоит приказать, — он сделает всё… Всё!

— Да, госпожа!

Как приятно звучит его голос, аж холодок по спине от сладкого предвкушения. Ах! Не смей об этом даже думать!

— В такую погоду?! Ты вымок и замёрз… А если заболеешь? Иди погрейся! — указа-ла кивком головы на жаровню с углями. Виэл, выполняя приказ, медленно подошёл, протянул навстречу теплу раскрытые ладони. — Что ты обычно делаешь в городе?

— Сейчас просто знакомлюсь с вашим миром, госпожа, — отвечал вежливо, спокойно, без подобострастия, немного медленно, будто вспоминая нужные слова.

— Зачем? — Айна видела его профиль, чёткую линию носа и губ. Как же сильно хоте-лось прикоснуться к ним! Чтоб вкус ощутить, напиться их нежности… Длинные ресницы делали его лицо юношески нежным.

— Затем, чтоб уйти из этого города, — чуть повернул голову и глянул на неё, прямо, смело, будто вызов бросал своим признанием. Мокрые волосы прилипли ко лбу и щекам, капельки воды на коже — удержаться было невозможно. Айна и не удержа-лась: руками скользнула под мокрый плащ, прижалась к нему сама, заглядывая в лицо.

— Сбежать от меня хочешь? От своей хозяйки? — он не ответил, и не попытался об-нять. Стоял прямо, чуть вскинув голову, будто отстраняясь. — А ты знаешь, что даже за мысли о побеге полагается смерть? Я ведь Лидасу могу сказать…

— Да, лучше сказать, так будет честнее… — Айна легко угадала, на что он намекает, но не оттолкнула его от себя, как сделала бы это раньше, наоборот, сдавив пальцами локти, притянула к себе ещё ближе, зашептала, глядя в глаза:

— Честнее, говоришь! Честность тут не при чём. Эта честность тебе боком выйдет. Тебя казнят, — не меня! Мне одно грозит — развод! Но для меня это не наказание. Ты не знаешь, что это такое — терпеть рядом с собой человека, которого не любишь…

А Лидас всё равно узнает. Рано или поздно, но узнает. Я могу сказать ему, если хочешь. Хочешь? И тебя казнят! Распнут на стене! Хочешь такой смерти? — Варвар промолчал, только в линии его губ появилась незаметная раньше жёсткость.

— И бежать отсюда — это тоже глупость! По морю не уйдёшь до весны. Пойдёшь в горы к вилатам, они выдадут тебя нашему Правителю. Ты же не знаешь наших мест. Тебе никуда от нас не уйти. В Империи рождённых Солнцем живут лучшие люди. Другие только подчиняются им.

— Да, я видел, как их подчиняют, — усмехнулся с горечью. — Брошенные на берегу младенцы, изнасилованные женщины…

— Ты смеешь упрекать меня, раб? — Айна отступила, убирая руки. — Разве кто-то давал тебе на это право?

— Я жду приказаний, госпожа. Если их нет, я пойду переодеваться. — Таким тоном с ней ещё никто не разговаривал. "Да как он смеет?! Кто ему позволял так вести се-бя?" — ладонь выбросила даже неожиданно для себя самой. От второй пощёчины варвар уклонился, спросил:

— Это всё? Я могу идти?

Вышел, не дожидаясь её разрешения.

"Грубое животное! Варварская кровь! Таким голосом со мной… Да я высечь тебя прикажу! И посмотрим ещё, как ты после этого заговоришь… Варвар! — сидела на краю ложа, зажав руки в коленях, слёзы возмущения и гнева превратились в слёзы обиды и одиночества. — Лидас! Где мой Лидас? Ты один меня любишь. Только ты готов на всё ради меня…"

* * *

— Их кормили хлебом из гнилой муки. Плесень даже на рыбе, — Лидас надломил белую хлебную лепёшку, долго смотрел на пористый излом будто мог плесень уви-деть на хлебе, подаваемом к столу Императора.

— В такую погоду неудивительно, — Кэйдар хмыкнул, чуть взмахнул рукой, подавая слуге знак: долить вина в бокал. — Но если работы нет, то и кормёжка не обязательна в обычном виде. Они же не работают во время дождя?

— Нет. Строительство приостановлено, но Миид сказал: выгоняли на отсыпку насы-пи, наращивали дамбу. Это тоже работа, нелёгкая работа.

— Надо устроить показательную порку. Или казнить каждого пятого, — посоветовал Кэйдар. — Ты распорядился насчёт беглых?

— Пятеро до сих пор не найдены.

— Куда они денутся в горах в такую погоду? Без еды, без оружия, без проводников.