Риф Скорпион - [25]

Беседа в кафе продолжалась в шутливом духе. Естественно, упоминались самые различные жители заводского поселка, коль скоро Вебстер был причастен к расследованию дела.

— Рад, что все это в прошлом, — сухо заметил он. — Надеюсь, я смог чем-то помочь вашему отцу. Довольно трудный случай. Представьте, ему грозила долгая отсидка. Осталось только кое-что подчистить для полного порядка, а так-то… Сами знаете, строго говоря, это дело — компетенция уездных органов.

Вебстер медленно бродил по улицам в районе центра, ощущая легкое возбуждение. Кажется, клубок продолжает разматываться? Распутывая шерсть, не следует торопиться, иначе будут сплошные узелки. Не пора ли серьезно побеседовать с этой деловитой, стройной фрекен Харм?

Тпру. Она, конечно же, сразу побежит к фру Стефансен и расскажет, что ему, Вебстеру, известно об их маленькой экскурсии в Париж. Как ловко было все устроено. Дамы мастера на такие штуки. Спокойно отправились в дорогу во время отпуска фрекен Харм. Фру Стефансен — возможно, вместе с ней — махнула на несколько дней в Париж, и, конечно же, обе вернулись в тихий угол на берегу реки Гломмы с химически чистой совестью. Не потому чтобы он завидовал им или осуждал их. Но эта поездка чрезвычайно интересовала его.

Фрекен Харм? М-м-м. Вебстер хорошо помнил первые показания: «Кассир Стефансен с супругой и фрекен Энген приходили в дом раз в две недели посидеть за столом…» Вот и все, что было известно фрекен Харм. Возможно, но только — возможно. Во всяком случае, фру Стефансен часто с ней разговаривает, по свидетельству Ника Дала. Как там сказал Арвид Стефансен? «Болтушка, но себе на уме».

Что верно, то верно, болтушки бывают себе на уме. Болтают об одном, а думают совсем о другом. Болтушка болтушке рознь.

Лучше уж сперва поговорить с фрекен Энген, напроситься на кофе с печеньем по рецепту Холмгрена. Вебстеру надо было составить себе точное представление о взаимоотношениях между фрекен Энген и Холмгреном.

Весь следующий день Вебстер был занят допросами в связи с одной хитрой, но достаточно явной кражей со взломом. Только вечером доехал он до заводского поселка и явился к фру Эриксен. Ник Дал, который здорово зарабатывал на продаже открыток, поведал ему интереснейшую историю.

Фру Стефансен заказала увеличенный отпечаток детской фотографии сына и дочери. Пока Ник Дал обсуждал условия заказа, на веранду с улицы вошел дюжий почтмейстер. При виде фру Стефансен он покраснел, точно советский флаг, поклонился, смущаясь, будто школьник. (Вот бы Этта видела его! Мужчине за сорок, а вел себя как школьник!) Фру Стефансен посмотрела на него с улыбкой, красивая — глаз не оторвать. Подошла прямо к нему, протянула руку и говорит:

— Позвольте же поздороваться с вами, почтмейстер.

А тот — тоже мне мужчина. Почтмейстер словно язык проглотил.

Она тем временем продолжала:

— Я слышала, почтмейстер, вы держите пчел?

Он пробурчал что-то про ульи, про сад. И запнулся. Онемел, точно член парламента из глухомани. Стоит и пожирает ее глазами. И ведь было что пожирать.

Впрочем, он довольно быстро пришел в себя. И продолжал — высокий, плечистый — пожирать ее своими черными глазами.

Готов был тут же заключить ее в свои объятия. Мысленно посылал Ника Дала ко всем чертям. И Ник Дал сообразил, что наблюдает то, что принято называть любовью с первого взгляда. Нет, конечно, им приходилось видеть друг друга раньше, и здесь вернее было бы сказать — любовь при первом знакомстве. Видела бы их тогда бледная супруга почтмейстера.

И фру Стефансен явно не осталась равнодушной. Несколько раз обвела взглядом его могучую фигуру, и лицо мадонны засветилось. Красивая пара. Он и одет был недурно. Хорошему портному, наверно, было в радость шить на такого мужчину.

Одним словом — «сладость первого свидания». Ник Дал был свидетелем. Был потрясен реакцией почтмейстера. Он не сводил с нее своих черных глаз, и она ничуть не испугалась, напротив. А смуглый детина, который стоял перед ней, чуть наклонив голову, казалось, излучал грубую чувственность.

Фру Стефансен справилась, когда будет готово увеличение, кивнула фотографу, бросила ласковый взгляд на детину и удалилась твердой походкой, слегка покачивая бедрами. Зрелая женщина хорошего роста. Ник Дал уверял, что редко видел женщину, умеющую одеваться так красиво и одновременно так просто. Конечно, немалую роль тут играла ее собственная красота. И возраст, в сущности, делал ее еще более желанной. «Зрелая, сочная груша дюшес», — непочтительно заметил Ник Дал.

Почтмейстер вышел следом за ней на веранду. Ник Дал услышал, как он что-то говорит — быстро, негромко. Она отвечала так же. Быстро спускаясь по ступенькам крыльца, весело и звонко рассмеялась. Почтмейстер забыл про фотографа. Широким шагом пересек зеленую лужайку и скрылся за своим одноэтажным домом. Провожая его взглядом, Ник Дал не смог удержаться от смеха.

Обдумывая этот эпизод, Ник решил, что почтмейстер видел, как она вошла к нему. Давно желал с ней познакомиться. Воспользовался случаем.

С того раза, вот уже неделю с лишним, Нику Далу предоставилась возможность наблюдать интересную игру двух действующих лиц. Каждый вечер — короткие встречи в темноте на большаке за жилыми домами. Постоят обнявшись под березой возле каменной ограды — и бегом домой. Естественно, им приходилось соблюдать осторожность. Почтмейстер не смел надолго оставлять свою бледную супругу; у него не было заведено ходить куда-нибудь по вечерам. Ник Дал привык видеть его сидящим под лампой в мансарде. То-то было бы женскому населению поселка о чем посудачить, если бы проведали.