Риф Скорпион - [11]

— Ну хорошо. А кто же еще мог замахнуться на триста тысяч, фру Эриксен? Касса-то у него была.

— Это верно, была — на беду для него. А кто еще? Поди угадай. Мы тут в поселке так и этак это дело обсуждаем. Холмгрен мертв, а какой был прекрасный человек, как он всем здесь нравился. Никто не скажет дурного слова о Холмгрене. Но он-то был человек с размахом, скажу я вам, господин Вебстер. Триста тысяч ему по плечу. Нет… мы вовсе не думаем, что он присвоил эти деньги. Но представим себе, что он впутался в какое-то дело и оно не заладилось? С чего это он так внезапно покончил с собой? Поначалу мы так рассуждали: «Это он потому, что Стефансен его разорил». Но теперь многие из нас рассуждают иначе. Он ведь и за границу часто выезжал. Во время войны что-то там с акциями соображал. Кто знает… Конечно, я во всех этих отчетностях ничего не смыслю. Слышала, что у Стефансена нет квитанций, но…

— Гм. Нет, меня это дело мало касается, фру Эриксен. Пойду-ка я загляну к фотографу Далу.

— Кофе будет скоро подан, — сказала фру Эриксен.

В центре крытой веранды фру Эриксен стояла завешенная черным бархатом большая старая фотографическая камера. Вдоль одной стены Ник Дал поставил полки; в примыкающем закутке разместил рабочий столик и ванночки. Он поклонился, пригладил чуб и сказал:

— Добро пожаловать, господин Вебстер.

— Завидую твоей шевелюре. А вот то, что под ней… Здесь темновато для фотоателье.

— Магниевые вспышки, — отозвался Ник Дал. — На той вон кушетке я увековечиваю молодых влюбленных и празднующих золотую свадьбу. Остальные сидят в кресле или стоят у стены под бригом «Фремтиден». Неплохо зарабатываю, сколачиваю состояние. Здешние люди страсть как любят увеличивать друг друга. Тс-с, фру Эриксен кофе несет.

Фру Эриксен вошла с подносом, подбросила в печь два березовых полена, с удовольствием выпила рюмочку ликера и удалилась. Малость костлявая, немолодая, но энергичная. Мужчины закурили трубки.

— Ну? — произнес Вебстер.

Ник Дал сходил за папкой.

— Красивый мужчина?

Вебстер посмотрел на отпечаток большого формата, призадумался. Вроде бы знакомое лицо. Обычно он сразу запоминал любые лица, но это вспомнить не мог. Просто похоже на кого-то. Красивое, волевое, широкий, чуть выступающий подбородок, широкий, довольно низкий лоб, густая шевелюра, широко расставленные глаза, заметные скулы, в меру крупный нос — не слишком большой и не слишком маленький, прямой. Брюнет, по-видимому.

— Директор Холмгрен, — сказал Ник Дал.

— Да ну? — Вебстер долго всматривался в снимок. — Точно, он. Холмгрен. Но…

Он снова задумался, но, как ни раскидывал мозгами, ничего не получалось, наконец бросил гадать. Вебстер не знал директора Холмгрена и прежде никогда его не видел, в этом он был твердо убежден.

— Ну, и в чем дело, Ник Картер?

— Это увеличение, сам видишь, — ответил Ник Дал. — Угадай, кто его заказал?

— Я приехал сюда не загадки разгадывать.

— Фрекен Катрина Энген.

— Что ж, логично, — сказал Вебстер, подумав. — Она, наверно, была влюблена в Холмгрена. Шеф и влюбленная секретарша. Жаль, что он ей не достался. Налей-ка мне еще рюмочку. Ты неплохо зарабатываешь. Сколько стоила эта бутылка? Лично я предпочитаю к кофе коньяк, желательно «Наполеон». Да только где взять на него деньги. А ликер вполне приличный.

— Всего тридцать восемь с полтиной в монополии в Фредрикстаде, это лучшее, что у них есть. Фрекен Энген храбрая женщина.

— Вот как? Храбрая?

Ник Дал объяснил.

Кто, как не он, держит ушки на макушке в любое время суток, в том числе и зимой? Ничего не происходит? А что здесь может происходить?

— Ну, кое-что все-таки произошло, — заметил Вебстер. — И разве не ты сам вызвался открыть тут фотографию?

Это точно. Люди ходят на завод и возвращаются домой. Люди фотографируются. Красивый маленький коттедж Стефансена стоит там опечатанный, в окнах темно. Никаких следов на снегу. Дом Холмгрена стоит опечатанный, в окнах темно. Фру Стефансен знай себе шьет и никуда не выходит. Лишь иногда отправляется на автобусе в Фредрикстад за покупками. Кстати, навещает там фрекен Харм, больше никого. Ник Дал узнал об этом, потому что ездил тем же автобусом в Фредрикстад. Фрекен Энген иногда выходит вечером подышать свежим воздухом. В шубе, меховой шапочке и теплых ботиках. Конечно, Ник Дал не может все время ходить за ней по пятам. Что тут такого, если человек вышел прогуляться. Она не подходила близко к названным домам.

Но однажды вечером он все же решил последить за ней в темноте. Скучно стало дома сидеть, вот и пошел за ней. Прогулка выдалась довольно долгая, до самой церкви.

Там фрекен Энген без раздумья отворила калитку в каменной ограде и быстро прошла между могилами прямо к могиле директора Холмгрена. Ник Дал потом убедился, что это могила директора — большая урна на низком гранитном цоколе.

— И что она делала там?

— Она упала на колени, — сказал Ник Дал.

Только и всего. Фрекен Энген упала на колени в снег, вскоре поднялась и спокойно направилась домой. Это повторялось раз или два в неделю. Холод, темно, на кладбище завывает ветер. Ник Дал прокрадывался следом за ней и смотрел, прячась за гранитной колонной, и его била дрожь, потому что со всех сторон ему чудились во мраке выходящие из могил покойники. В один из вечеров в окнах церкви вдруг появилось сияние, сперва слабое, потом сильнее, потом оно вдруг погасло. Тут Ника Дала чуть не хватила кондрашка, он сам окаменел, точно гранит, только зубы стучали. Пока не сообразил, что это просто луна выглянула из-за тучи за церковью. После чего он сел, где стоял, прямо на чью-то могилу, и конечно — на скрытую в снегу палочку от старого букета. Палочка та была длинная и достаточно острая.