Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь - [7]

.

С такими предками не было ли предначертано Ричарду стать тем, кем он был при жизни и кем остался на века, королем-рыцарем? Мы попытаемся это показать в его биографии, первая часть которой расскажет о его роли в истории как принца и короля, а вторая часть продемонстрирует разные, порой противоречивые, стороны его деятельности, побудившие хронистов того времени сделать из Ричарда истинный образец рыцарства.

Мы сосредоточим свое внимание на нескольких основных проблемах. Какое влияние сказалось на его поведении — реальном или предполагаемом, какое влияние он испытал в период становления личности и формирования характера? Почему образ Ричарда — короля-рыцаря так быстро и так рано вытеснил все остальные, став практически единственной моделью для подражания? Почему Ричард добровольно выбрал для себя этот рыцарский образ и пропагандировал его, как бы мы сейчас сказали, «средствами массовой информации», используя для этого, возможно, ограниченные, но весьма действенные для того времени способы? И наконец, каково историческое и идеологическое значение выбора и успеха этого образа, оставшегося в исторической памяти и увековеченного легендой, основанного на рассказах и исторических документах, где правда и вымысел переплетаются самым непредсказуемым образом?

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ. ПРИНЦ, КОРОЛЬ-КРЕСТОНОСЕЦ

МОЛОДЫЕ ГОДЫ

От свадьбы Алиеноры с Генрихом II до рождения Ричарда (1152-1157)

Брак Алиеноры и Генриха II, заключенный в 1152 г., не оставил Людовика VII равнодушным, прежде всего потому, что он был заключен без его согласия как сюзерена. Король Франции разработал план нападения на Нормандию, склонив на свою сторону графов Булонского, Шампанского, Першского и даже младшего брата Генриха — дважды отстраненного и Генрихом, и Алиенорой, Жоффруа Анжуйского, которого недавно посвятил в рыцари Тибо Блуаский^[53]. Жоффруа должен был поднять в Анжу бунт против брата, в то время как союзники завоюют Нормандию и Аквитанию. Но Генрих, вернувшись из Котантена и опустошив нормандский Вексен, прибыл навести порядок в Анжу и произвел такое впечатление на Людовика VII, что тот отказался от своей затеи, сомневаясь, вероятно, в справедливости военной операции, которая была организована ради наказания, в общем-то, мелкого нарушения феодального права, еще находившегося в процессе становления. Генрих без особых трудностей смог отплыть в Англию, где, как мы видели, смерть Евстахия сделала его отца, старого Стефана, пожизненным королем, а Генриха — на недолгое время наследником.

Рождение в 1153 году первенца Гийома, казалось, стало знаком благосклонности небес и обеспечило Генриху будущее. В сравнении с ним король Франции Людовик VII выглядел довольно одиноким: у него не было наследника мужского пола, он только что лишился ценных советов аббата Сан-Дени Сугерия, умершего в 1151 году, и иногда слишком грозных высказываний Бернарда Клервоского, скончавшегося в 1153 году. Людовику пришлось считаться с успехами своего соперника, который усмирил Нормандию и Анжу и благодаря рождению Гийома лишил двух дочерей короля от брака с Алиенорой прав на Аквитанию. В 1154 году Людовик согласился с предложением Генриха о мире, вернул ему Вернон и Нёфмарше в нормандском Вексене и отныне стал предпринимать более скромные, но не менее эффективные усилия в качестве защитника церкви и мира, как и его отец, последовавший советам Сугерия. Став таким образом гарантом порядка и справедливости в королевстве, он понемногу усилил свой авторитет и, умело используя свои королевские прерогативы, навязал себя в качестве арбитра князьям королевства и блюстителя правосудия во имя формирующегося феодального права, заявив, что миссия короля — заставлять подданных уважать мир Божий^[54].

При этом он не забывал укреплять свои отношения с соседними правителями, например с домом Блуа-Шампань, сделав Тибо своим прямым вассалом и сенешалем; он также сблизился с графом Раймундом V Тулузским, находившимся в ссоре с графами Барселоны и Прованса и опасавшимся притязаний на свои земли Плантагенетов как герцогов Аквитании. В 1154 г. Людовик VII выдал свою сестру Констанцию, вдову Евстахия Булонского, замуж за графа Тулузского, а сам в том же году женился на другой Констанции, дочери короля Альфонса Кастильского. Так на некоторое время обозначилось противостояние союза Капетингов с домами Тулузы и Кастилии и союза Плантагенетов с графами Барселоны и Арагона. Упрочив свои позиции, Людовик VII смог предпринять паломничество в Сантьяго де Компостела, позволившее ему перевернуть страничку «Алиенора» и начать новую жизнь с Констанцией, подтвердить по пути свои иберийские союзы и закрепить свой авторитет и покровительство над епископствами Лангедока во имя «королевского мира»^[55]. Но в то время Людовик VII был не готов к военным действиям против Плантагенетов, которых у него были основания опасаться. Настало время для мирных переговоров и попыток добиться мирного сосуществования.

В этом с ним был согласен Генрих II — по крайней мере на данный момент. Новому королю Англии нужно было усмирить свое королевство, где уже долгое время сражались сторонники Матильды и Стефана Блуаского. Бароны воспользовались этой гражданской войной, ввергшей страну в пучину хаоса и анархии, чтобы освободиться от опеки пошатнувшейся королевской власти, построить замки, обзавестись собственными войсками, набранными из местных жителей, но также из большого количества иностранцев, прибывших поучаствовать в грабежах этих «сеньоров войны». Поэтому Генрих II посвятил себя, причем успешно, восстановлению в Англии мира и наведению порядка: он изгнал иностранных наемников или нанял их к себе на службу, разрушил замки бунтарей или разместил там королевские гарнизоны, подчинил аристократию и взял в свои руки управление в королевстве; в этом деле ему помогал его канцлер Томас Бекет. Ему даже удалось добиться повиновения и оммажа со стороны короля Шотландии, который воспользовался гражданской войной, чтобы избавиться от английской опеки и завладеть Нортумберлендом.