Ричард Длинные Руки — воин Господа - [67]

Здесь больше интересовались налогами, а когда выяснилось, что все по-старому, то большинство тут же благополучно забыли, кто на троне: Арнольд или Конрад. Конечно, в остатки свободного времени, когда выпадает время собраться возле очага, Арнольду перемывают кости, предполагая то неумение воевать, то трусость, то внезапное умопомешательство, то руку Тьмы. Сколько я ни прислушивался, ни один не предположил, что Арнольд пожертвовал собой, только бы сохранить их жизни, только бы не допустить кровопролитных сражений.

Дворовая челядь усердно выполняла приказы Конрада. Он заменять ее верными людьми не стал – больше наслаждения властью, когда прислуживают те, кто прислуживал его заклятому противнику. Даже расположился в его покоях, спал на ложе, где спал Арнольд, велел приводить себе тех женщин, которым знакомо ложе изгнанного короля.

Его сильнейший полководец Юбенгерд сперва деликатно, а потом сурово намекал, что это чревато. Одна из них может воткнуть в него отравленную шпильку, но Конрад с великой беспечностью отмахивался. Он наслаждался, наслаждался, упивался каждым мгновением.

Даже самые робкие горожане перестали прятаться от солдат Конрада, а потом уже на улицах появились женщины, послышался женский и детский смех. Налаживалась жизнь, солдат бояться перестали. Я видел, как один солдат Конрада указал на прекрасную рощу, что почти примыкала к городской стене с запада.

– Что это у вас за чудо?

– Королевский парк, – ответил горожанин гордо. – Правда, красиво?

– Очень, – признался солдат. – Я такой красоты еще не видел! И какой громадный…

– Разве? – удивился горожанин. – Нам он кажется маленьким.

– А сколько в нем?

– Пять миль в длину и четыре в ширину…

Солдат воскликнул:

– Такой громадный? И вы его называете маленьким? У нашего короля парк всего в милю, но все называют его громаднейшим!

Горожанин помялся, поклонился, хотел отступить, но солдат ухватил его за рукав, сказал с пьяной настойчивостью:

– Не-е-ет, дружище, ты мне расскажешь, почему парк нашего короля считается громадным, а ваша громадина – крохотным!

Горожанин помялся, говорить явно очень не хотелось, промямлил:

– В парк нашего короля свободно ходит народ за хворостом. Собирает сено, целебные травы, березовый сок, мед… Царь в нем охотится… охотился на оленей, кабанов. Естественно, что народ считает такой парк маленьким и хотел бы, чтобы он стал еще больше. А парк вашего короля… Я был однажды в Алемандрии, и сейчас мурашки бегут по коже, когда вспомню, как оказался вблизи того парка. Меня чуть не затравили собаками! В ваш парк запрещено входить не только простолюдинам, но даже знатным людям без позволения короля. Понятно, что все хотели бы это опасное место сократить… Потому ваш парк называют… большим. Чересчур большим.

Сигизмунд потихоньку дернул меня за рукав, мы отошли в сторонку. Он поинтересовался вполголоса:

– Что будем делать, ваша милость?

– Тебе – ждать. Я загляну во дворец Арнольда, вдруг да узнаю, где он сейчас. А ты жди меня… сутки. Нет, лучше двое, тут все очень неторопливые.

Он округлил глаза.

– А это не опасно?

– Опасно, но ты не высовывайся. А места здесь пустынные.

– Нет, вам не опасно… во дворец?

– Справлюсь, – ответил я уверенно.

Я соскочил с коня, Сигизмунд ухватил повод. Доспехи я стащил с великим облегчением, глубоко и жадно вздохнул – какое же это счастье, Сигизмунд смотрел с непониманием. Я устыдился, пошел ломиться через кустарники, заглядывал под камни, топал, поднимая пыль, снова кусты, чертополох, заросли жуткого бурьяна, настолько высокого, что легко скроют всадника на рослом коне, под ногами хрустят кости – место довольно жутковатое…

В нагромождении серых камней показалась неопрятная щель. Оттуда дурно пахло, словно в щель заползло крупное животное, издохло, а теперь разлагается. Я представил, как придется ступать по гнилому мясу, что кишит червями, содрогнулся, крикнул:

– Сигизмунд!.. Отъедь, но не очень далеко, чтобы я тебя смог потом увидеть. Потом, через два дня!

Он проломился на коне следом, в глазах беспокойство:

– Но… куда вы, ваша милость?

– Посмотрю дворец Арнольда, – ответил я. – Люблю смотреть дворцы. Конечно, это не Вестминстер или Кремль, но по местным меркам…

Под камнем чавкнуло, на сырой земле испуганно замерли белесые многоножки, мокрицы, но тут же метнулись в разные стороны. Я протиснулся в щель, идти пришлось, сильно согнувшись, едва ли не на четвереньках, но дальше ход перестал маскироваться под случайную щель, на стенах появились следы зубила.

Я высек огнивом искру, зажег факел. Ход сделал еще два поворота, ушел вниз, я рассмотрел даже ступеньки, но дальше ход помчался строгий и ровный, словно и под землей камень расчерчивали незримыми чернилами.

Я двигался по меньшей мере час, уже начал беспокоиться, потом тревожиться, затем впал в панику и начал помышлять, не вернуться ли, уж чересчур обнаглел, все здесь, видите ли, понятно, и тут, как спасение, серая стена гранита сменилась такой же стеной, но сложенной из ровно отесанных плит.

Основание башни уходило вглубь еще ниже, но что там, какие в глубинах тайны, я не стал допытываться, устремился к темному проему, дальше широкие ступени наверх, подвал с мешками, еще одно подвальное помещение, доверху заставленное бочками с вином, пришлось вернуться, долго искал тайный ход, отчаялся, замерз и проголодался, но все-таки мысль средневековых архитекторов развивается в узких рамках, вот оно, вот, слепой дурак, прямо перед тобой, два раза уже прошел мимо…