Ричард Длинные Руки — пфальцграф - [4]

— Что Вашему Величество на руку, — сказал я ядовито.

— В какой-то мере, — признал он. — Противник ослабеет, ему будет не до меня. А мне потом, когда соберусь с силами, проще будет добить остатки истекающих кровью и установить там свою власть.

— Дважды два четыре, — согласился я.

Он посмотрел с неудовольствием.

— Тебе, конечно, в голову не может придти, что мне вовсе не безразлично, льется там кровь или нет. Все-таки это мои люди, а государя недаром именуют отцом королевства. Как отцу мне предпочтительнее видеть не сожженные села и заваленные трупами поля, а цветущий край, сытых крестьян… Я — настоящий король!

Я полюбопытствовал:

— А что есть настоящий?

Он сказал раздраженно:

— Правитель, который благополучно миновал детский драчливый возраст. Теперь мне куда важнее не сколько народа я извел в битвах, а сколько накормил.

Я помолчал, Барбаросса в чем-то настоящий Аттила, в чем-то Ричард Львиное Сердце, но иногда говорит так здраво, словно в нем просыпается дальновидный и расчетливый политик. Любой политик старается накормить подданных, это залог его благополучия, залог притока гастарбайтеров из других королевств, а среди этих перемещенных лиц будут не только купцы и крестьяне. Многие знатные рыцари предпочтут принести вассальную присягу именно такому государю. То есть, быть хорошим королем еще и экономически выгодно.

Он наблюдал за мной из-под приспущенных век. Я злился молча, наконец он сказал решительно:

— Сэр Ричард, вы просто обязаны отправиться туда и принять те земли под свою руку. Только вы сможете… гм, может быть, остановить кровопролитие, а оно вот-вот вспыхнет.

Я сжал челюсти так, что выступили желваки.

— Ваше Величество, вам важным кажется одно, мне — другое. Я понимаю, с точки зрения короля, как в той песне: сначала думай о Родине, а потом — о себе, но от того королевства остались только песни, а люди думают все-таки прежде всего о себе, своем желудке и своих гениталиях.

Он сказал веско:

— Я что, не даю тебе отправиться на Юг? Но ты можешь отправиться туда, будучи полновластным властителем земель от Хребта и до владений самого графа Глицина!… С них поступают такие доходы, что тебе и на Юге не покажется мало. К тому же на Юге весьма чувствительны к титулам.

Я насторожился.

— К титулам?

Он кивнул.

— Несмотря на все тайны, которые так сохраняет Юг, мы хорошо знаем, что и там сервы — это сервы, а дворяне — дворяне. А чем человек знатнее — тем больше ему позволяется.

— Я граф, — напомнил я.

Он чуть помрачнел.

— Напоминаете, что я дал лишь виконта?… А потом барона?

Я покачал головой.

— И в мыслях того не было. Но графский титул — разве мало?

— Нет, — ответил он все еще недовольно, — для Юга важнее, подтвержден ли ваш титул обширными землями. Это у нас граф всегда выше виконта, а на Юге выше все-таки тот, у кого больше земель, городов, сел…

Он говорил со знанием дела, я подумал, что так и должно быть, все-таки Юг более продвинут по части прогресса. Значит именно там быстрее наступит время, когда богатство будет решать все даже без привлечения титулов. И простолюдин, если он несметно богат, станет выше герцогов и всяких графьев, как простолюдин Билл Гейтс богаче и влиятельнее принца Монако, короля Швеции и королев Испании и Англии вместе взятых.

В зал заглянул Уильям Маршал, Барбаросса сделал нетерпеливый жест, Уильям покачал головой и отступил, плотно закрыв дверь.

Барбаросса вздохнул.

— Уильям — прекрасный канцлер. Хорошо понимает людей, мудрый человек… но его одного мне мало. Еще бы таких десяток! Мы бы…

Глаза его загорелись, я посмотрел на стиснутые кулаки и спросил тихо:

— Что?

Он выдохнул, сказал уже другим голосом:

— Не то, что ты подумал. Он тоже миновал возраст турнирных побед. Нам обоим хочется, чтобы мы стали самыми богатыми. Чтобы у нас цвета торговля, чтобы открывались школы, строились дворцы… Тебе этого не понять, тебе еще подраться хочется!

— Да уж, — буркнул я, — так хочется, так хочется, что прямо по ночам не ем.

Он поднялся из-за стола.

— Раз заговорил про еду, пойдем. Там уже накрыли столы. Перекусим, подумаем, послушаем народ.

— Да, — согласился я. — Очень мудро советоваться с простым народом: всякими там графами, баронами, маркизами, виконтами…

Он важно кивнул, и моя шпилька упала на пол, жалобно звякнув, так и не пробив толстую королевскую шкуру. Мы вышли из покоев, которые я упорно называл кабинетом Часовые бодро грохнули тупыми концами копий в пол, вытянулись. Морды сытые, лица преданные.

— Благодарю за службу, — сказал я громко.

Они проревели дружно:

— Рады стараться… Ва… ва…

Голоса их в растерянности оборвались, Барбаросса зло зыркнул, для него это глумление над священными ритуалами, но смолчал. Мы пошли навстречу шуму и гвалту из распахнутых дверей большого зала. За двумя длинными столами все едят и пьют, не дожидаясь короля, это нововведение Барбароссы. То ли хочет понравиться «простому народу», то ли наплевать на сложный церемониал, упрощает, где может.

Алевтина, высокая и величественная, как валькирия, сидит рядом с пустым королевским троном в таком же кресле с высокой спинкой, с мягкой улыбкой выслушивает комплименты от двух представителей простого, даже совсем простого народа. Такой же заученной улыбкой встретила и супруга, что Барбаросса, как государственный деятель, вряд ли оценил.