Ричард Длинные Руки — эрцгерцог - [15]

— Подойдут, — заверил я. — Складывайте в мешок.

Пока они заталкивали веревки и ремни в мешки, я быстро сотворил за их спинами чашку горячего крепкого кофе, выпил, обжигая глотку, чашку швырнул в окно.

Управитель косил глазом, зачуяв незнакомый дразнящий запах, но промолчал, тщательно завязал мешки, а челядины вскинули их на плечи.

— За мной! — велел я.

Во дворе Пес носится с довольной мордой, на кухне как будто ждали его прихода, посмотрел на меня и ринулся в распахнутые ворота конюшни.

Арбогастра вывели, что-то пережевывающего на ходу хрустящее. Судя по напряженным лицам конюхов, зубы размалывают явно не зерна овса.

Я жестом велел прикрепить мешки по обе стороны седла. Артур Шницлер наблюдал серьезными глазами, сдержанный и с непроницаемым лицом.

Пес прыгал вокруг и пытался стащить мешки на землю, будто догадывался, что я придумал.

Я сказал громко:

— Какое-то время меня здесь не будет. Но прослежу за всем, что здесь происходит!.. И если что пойдет не так, явлюсь немедленно и страшно покараю всех, кто осмелился. Да, кто осмелился. Помните, я добр и милостив, но… страшен в гневе!

Исократ, учитель Демосфена, в свое время советовал правителю: не делай ничего в гневе, однако делай вид, что весьма раздражен, когда тебе это удобно.

Я ни разу не показал в Альтенбаумбурге свое раздражение, но, думаю, необходимости нет: моя страшная слава, как уверяют со всех сторон, бежит впереди меня. Так что, думаю, никто не осмелится ни посягнуть на мои земли, ни на мои права сюзерена.

Арбогастр несется почти по прямой, и хотя трижды дорогу пытались загородить широкие трещины, но Пес лихо перепрыгивал с разгону, сердце мое почти обрывалось и падало в голенища сапог, Зайчик тоже с такой силой отталкивался от земли, что меня едва не сдувало, хотя я и вцеплялся, как голодный клещ.

Крутые склоны нас не останавливали, я уже видел вдали тот самый Край, за которым внизу в страшной пропасти расположились земли Сен-Мари, однако дальше дорогу загородили огромные камни.

До Края еще мили две, на коне не проехать, даже на таком. Правда, как-то должны были пробраться Вильярд, Алонсия, Боудеррия и маг Дреслер, но это уже их проблемы… хотя, конечно, пешком пройти, где протискиваясь между этими чудовищными глыбами, где перелезая поверху, не так уж и смертельно.

Я соскочил на землю, Бобик с интересом смотрел, как я снимаю мешки и вытаскиваю из них веревки и широкие ремни, ринулся помогать и, ухватив второй мешок, побежал с ним, взбрыкивая, как молодой козленок.

— Стоп, — крикнул я строго. — Неси обратно! Это не игрушки.

Он смотрел с обидой, вообще-то все на свете — игрушки, как это я не понимаю такой простой вещи.

— Да понимаю, — ответил я, — понимаю. Если бы люди не превращали все в игрушки и в хи-хи, давно с ума бы посходили. Но сейчас я серьезен, как сова в дупле.

Арбогастр смотрел с недоумением, когда я поддел под его брюхо широкие ремни, один под грудь, а на спине завязал что-то вроде красивого праздничного банта.

Бобик вертелся, брался помогать мне, хватая зубами ремни и дергая в разные стороны, наконец я и его увязал, все время повторяя, что теперь он красивый, вон Зайчик с ума сходит от зависти.

На этот раз я не стал прятаться, просто отошел в сторонку и, присев к земле, начал представлять, как становлюсь драконом средних размеров, без толстых плит защиты на спине, зато с надежными крепкими крыльями.

Когда зрение очистилось, увидел, что арбогастр и Бобик смотрят все-таки с беспокойством, Бобик даже отступил на несколько шагов.

Я улыбнулся им. Бобик зарычал и отступил еще дальше.

— Это я, — проскрипел я непослушным голосом, — и это ненадолго…

Толчок, меня вскинуло в воздух, сразу же трусливо посмотрел на безоблачное небо. В синеве неспешно плывет, лениво помахивая косыми крыльями, стая гусей. Не догадываются, что некая сила наверху косвенно защищает их от крылатых чудовищ. Или же защищает себя, чтобы никто не поднялся в запретные высоты, но все равно страшно даже здесь.

Я сделал круг, снизился, арбогастр при моем приближении инстинктивно сделал скачок в сторону, но я ухитрился ухватить когтями за торчащие кверху петли над их спинами. Непомерная тяжесть дернула меня книзу, Бобик взвыл дурным голосом. Я стиснул челюсти, рванулся изо всех сил и, оторвавшись с грузом от земли, поплыл над россыпью камней.

В черепе стучит только одна мысль: надо было строить крылья еще шире. Не дотяну, уже кости трещат, и сухожилия вот-вот порвутся…

Внизу проплывает россыпь острых глыб, Край приближается медленно, я задержал дыхание и судорожно работал мышцами. Впереди открылась бездна, я из последних сил сделал отчаянный рывок и, распластав ноющие крылья, перешел в планирующий полет.

Бобик завизжал над бездной, арбогастр нервно фыркал, их раскачивает, я выждал, всматриваясь, как далеко внизу поверхность зеленого болота превращается в лес, снова с усилием ударил усталыми крыльями о воздух.

Нас опускает чересчур быстро, но опускаться — не карабкаться с грузом вверх, я пыхтел, стонал, взревывал, земля перестала мчаться навстречу, а приближается медленно и величаво.

Когда до нее осталось совсем немного, я выложился, почти завис над россыпью камней и опустил свой груз предельно нежно. Сам упал на камни рядом, отсапывался, чувствуя, как мощно бьется огромное сердце, потом решился на обратную метаморфозу.