Резня в ночь на святого Варфоломея - [20]
В 1570 г. голландский мятеж обрел новый размах. На эшафоты герцога Альбы гезы>42 ответили, организовав с помощью англичан беспримерную партизанскую морскую войну. «Началось с отдельных кораблей, затем стал действовать флот. Сокровища Мексики обрабатывались в Лондоне. Галионы, которых ждали в Кадисе, входили в Ла-Рошель. В противовес сожжению Антверпена и разграблению Роттердама, Елизавета с громким шумом открыла Кошелек Лондона».>43 Королева Англии, несмотря на многочисленные проволочки и свою поразительную нерешительность, с упорством, которое служило ей куда лучше, нежели храбрость или гений, все же смирилась с войной, объявленной против короля Испании. В течение первых лет своего правления она немало щадила его и своей тактикой, и отдавая дань признательности, ибо Филипп спас ее от плахи, когда был мужем ее сестры Марии Кровавой. Всякие связи оборвались после предательского пленения Марии Стюарт, которая, явившись в Англию в поисках убежища, нашла там только тюрьму. Мария Стюарт оставалась тем не менее наследницей престола своей соперницы, надеждой английских католиков и вдобавок естественной союзницей Габсбургов.
Филипп II побудил Папу объявить Елизавету еретичкой и незаконорожденной и поэтому лишенной прав на престол. Таким образом, вновь под прикрытием религии, началась долгая борьба между Англией и Испанией, которая должна была однажды сделать ту или другую владычицей морей. Ни одна из сторон не спешила кинуться в эту борьбу. Елизавете отчаянно требовалось время, чтобы обеспечить прежде всего внутреннее единство своего королевства. А Филипп II ждал, чтобы верный рыцарь прекрасной пленницы сразил незаконорожденную узурпаторшу и отдал Великобританию Марии Стюарт, то есть, в сущности, ему. Герцог Норфолк, католик, влюбленный в королеву Шотландии, вызвался совершить этот подвиг, но был разоблачен и арестован. Елизавета немедленно предложила Карлу IX пакт, который служил бы противовесом Христианской Лиге.
В действительности Испания и Англия посматривали на Францию с равным беспокойством. У каждой стороны была своя выгода, во имя которой требовалось поддерживать беспорядок. Каждая опасалась, что победа противоположной партии опрокинет равновесие с ущербом для нее. Так, испанский посланник изводил королеву-мать своими жалобами и непрестанно требовал, чтобы страну избавили от еретиков. Елизавета также не скупилась на предложения и обещания своей «куме».
Екатерина Медичи не отличалась во внешней политике прозорливостью Генриха IV или Ришелье. Тем не менее бессмысленно приписывать ей жалкие и скудоумные концепции, контрастирующие с идеями Колиньи, жаждущего возвратиться к традициям Франциска I.
Этим традициям флорентийка была привержена. Достаточно вспомнить ее слезы и ярость после подписания Като-Камбрезийского договора. Увы, ее королевство, лишенное денежных средств, сокрушенное и разграбленное братоубийственной рознью, больше не походило на то, которым правил ее свекр. Королева-мать, которой не давали покоя воспоминания о Сен-Кантене, мысли о могуществе и злой воле Испании, желала избежать военных испытаний. Она не выносила своего зятя, особенно после достаточно подозрительной смерти своей дочери Елизаветы де Валуа. Она знала о коварстве английской королевы и ее подлинных чувствах по отношению к Франции. Но она считала, что в силах выступить против этих опасных партнеров и без войны осуществить хотя бы исторические желания династии.
Большая семья представляла собой исключительно действенное средство экспансии. Австрийский дом достиг величия через браки, а не через военные победы. Екатерина, материнское честолюбие которой шагало бок о бок с ее долгом властительницы, мечтала, чтобы все ее сыновья и дочери заняли престолы, расположенные так, чтобы Валуа держались, по ее выражению, «за концы приводного ремня». Приводного ремня, способного почти автоматически сокрушить гегемонию Австрийского дома, которой и без того угрожали турки, гезы, Англия, существенные экономические трудности. Угрожали ему также методы Филиппа II, который, изобретя самую скверную бюрократию, с удовольствием топил дела «в клейком лимонном соке». Для людей шпаги, таких как адмирал, подобные идеи были достойны презренной «торговки».
Два протестантских вождя, кардинал Оде де Шатийон, брат Колиньи, и видам Шартрский, находились в изгнании в Лондоне. Вынужденные вернуться и знавшие слабость королевы-матери, они составили фантастический проект: брак королевы Англии и герцога Анжуйского. Сегодня мы ясно видим, насколько это было беспочвенно и даже нелепо — помышлять о союзе английской государыни, символа протестантской революции и кумира французских католиков; «весталки» тридцати шести лет, о которой ходили самые скандальные сплетни, и очаровательного принца, которому не исполнилось и двадцати. Тем не менее правда, что Екатерина жадно клюнула на эту удочку и что нелегкие переговоры, завязавшиеся, разорванные, возобновленные и наконец прекращенные, занимали с зимы и до осени 1571 г. все дворы и все партии.
