Резиновое солнышко, пластмассовые тучки - [20]
Горик встал и немножко походил взад-вперед. Сильно здесь не расходишься: дядя Себастьян переоборудовал под свою комнату кастелянскую, размером с одиночную камеру. Шкаф с книгами, стол и маленький диванчик занимали все место. Горик выключил свет, лег на диван и закрыл глаза.
Заснуть было невозможно — из коридора доносило множество разнообразнейших звуков. Разноголосо орал издалека телевизор. Судя по звукам, там либо кого-то медленно убивали, либо очень жестоко насиловали. На кухне разрывался кипящий чайник и дико скрежетал многострадальный холодильник. Было слышно, как его все время открывают, безуспешно что-то в нем ищут, и яростно захлопывают, мстя ни в чем не повинному электроприбору за убогость своих кошельков. За стеной многотонно бубнило радио — хотелось взять молоток и заткнуть его навеки. В другом конце коридора, в комнате дяди Резо и тети Тамары отчаянно и вдохновенно пьянствовали. Слышалась армянская ругань вперемешку с русским матом. Звенели бутылки. Зачем-то визжали женщины — быть может, их били, а быть может, они визжали просто по привычке. Кто-то прошел мимо комнаты дяди Себастьяна, шумно отрыгнул и саданул плечом в дверь, вероятно споткнувшись. Горик замер. Кто-то матернулся и прошел дальше, закрывшись в туалете. Горик выдохнул. Никто не знал, что он здесь, и никто не должен был знать. Дядя Себастьян перед отъездом отдал Горику ключ и сказал: «Приходи и закрывайся. Но так, чтоб никто не видел».
— Го-о-орик! — заорал издалека пьяный отец. — Горик, мать твою, ты где? Горик, гандон ты рваный! Сюда иди!
Горик отвернулся к стене. Настроение было настолько паршивое, что хотелось плакать. Но он уже забыл как это делается.
Кузя его достал. Кузя действительно его достал. Пора было принимать меры.
В пятницу первыми двумя уроками стоял труд. Обычно предмет был раздельным: девочки шли в кабинет труда на третьем этаже, где их учили шить и еще готовить, а мальчики спускались в подвал, где их встречал трудовик Василий Федорович, по кличке Синяк. Но на этот раз девочки никуда не уходили — пришла похожая на ошпаренную кипятком ворону женщина-завхоз и погнала весь класс в подвал к Синяку.
Кабинет труда соседствовал с кабинетом гражданской обороны. Класс со смехом, визгом и пещерными воплями спустился в подвал, проскакал с кирпича на кирпич по темному, затопленному грязной водой коридору, миновал несколько решетчатых дверей и влился в оказавшийся открытым кабинет труда. Не обнаружив там Синяка, класс расселся по партам и зашумел. Девочки, бывавшие здесь не часто, с интересом разглядывали станки с зажатыми деталями, размещавшиеся по периметру класса, морщились на россыпи железных опилок, от которых хотелось чихать. Позади парт ржавели огромные машины для обработки всяческих деталей; машины угрожали наблюдателю сверлами, ножами и еще черт знает чем. При взгляде на них Горику приходило на ум непонятное ему слово «луддиты», услышанное как-то на истории.
Минут через десять пришел уже похмелившийся Синяк. Он был в истертой грязно-синей заводской робе, удачно подходившей под цвет его лица. Синяк пил запоями и при этом ухитрялся вот уж пят лет безукоризненно выполнять свои обязанности и быть на хорошем счету у начальства. Как ему это удавалось — загадка. Трезвым Горик его никогда не видел.
— Уборка!.. — провозгласил Синяк манифестом и, подумав, добавил. — Территории! Ведра, грабли, веники, лопаты! Берите! В подсобке! Все!
Его обычная речь очень напоминала стихи Маяковского. Синяк открыл подсобку, и груду пылящихся там вёдер, грабель, веников и лопат вмиг расхватали. Горику достались искалеченные грабли: ручка держалась на соплях и ржавом гвозде. Кроме того, граблям не хватало двух зубов. Как и Горику.
Вооруженный таким образом, класс высыпал из подвала. Девочки хихикали, мальчики надевали ведра друг другу на голову и дрались насмерть лопатами. Горик стоял отдельно и ковырял граблями асфальт.
— Сиська, защищайся! — заорал Горику жутко возбужденный Дудник, делая выпады лопатой.
— Пошел на хуй, — отозвался Горик тихо, но отчетливо.
— Что ты сказал? — напрягся Дудник, сужая глаза.
— Говорю: не хочется мне что-то защищаться…
Дудник стоял напротив, размышляя, видимо, ударить Горика или нет. Формально Дудник был в авторитете и считался сильнее и круче Горика. А неформально: Дудник был щуплый, а Горик заслуженно считался психом. Дудник удовлетворился предупреждением:
— Бля, Сиська, ты что-то сильно борзый стал. Ты смотри у меня.
Куда у него смотреть он не уточнил.
Светило солнышко, было тепло и весело, бесилось бабье лето.
Появился Синяк вместе с женщиной-завхозом, похожей на чудом выжившую жертву автокатастрофы. Женщина-завхоз выглядела так, будто ее мама пыталась сделать ею аборт. Вместе с Синяком женщина-завхоз рассеяла класс по школьному двору и шустро распределила, кому какую часть территории убирать. Горику достался участок асфальта за школьным забором, заваленный мусором и желтыми листьями. Что там было делать с граблями — непонятно. Не скрести же граблями асфальт. Впрочем, он все равно не собирался работать. Эти уборки территории были явным пережитком советских времен: бесплатное образование, бесплатная медицина, бесплатный труд. Субботники.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.