Режим гения. Распорядок дня великих людей - [20]

Джонсон и сам признавал, что ему недостает дисциплины, он страдает от собственной медлительности и лени. «Главный мой грех, от которого, думается, и многие другие страдают, это растрата времени и лень», – записывал он в дневнике, а Босуэллу говорил, что «праздность – болезнь, с коей следует бороться». Однако, добавлял Джонсон, его темперамент мало подходит для такой борьбы: «Мне и двух дней не удавалось придерживаться какого-либо плана».

Джеймс Босуэлл (1740–1795)

«Едва проснувшись, я вспоминаю о своем долге и, словно бодрый моряк, отгоняю лень и вскакиваю так резво, словно меня поджидает прелестная девица», – похвалялся Босуэлл в дневнике в 1763 г. На самом деле великий английский биограф и автор дневников с большим трудом выбирался по утрам из постели и нередко оказывался жертвой «дурной привычки растрачивать драгоценные утренние часы в дремоте». Одно время он подумывал даже установить антидремотный механизм: «Я подумывал, не устроить ли мне свою кровать особым образом, так, чтобы потянув за ремень, я приподнимал середину кровати, а затем она плавно опускалась бы вместе со мной на пол. Так негрубой силой я был бы принужден к собственной пользе».

Но порой Босуэлл особо и не стыдился манеры нежиться в постели, прежде чем начать новый день. Самое полное описание его дня обнаружено в дневнике за февраль 1763 г. «Я упорядочил жизнь с величайшей размеренностью и точностью», – пишет он.

«Я живу по часам. В восемь утра Молли [служанка] растапливает камин, подметает и накрывает в столовой. Затем она окликает меня и сообщает, который час. Я еще некоторое время лежу в кровати, наслаждаясь бездельем, которое весьма приятно в такую пору, когда разум празден и радостен. Затем я кое-как, быстро и без труда, натягиваю одежду и направляюсь в столовую. Я звоню в колокольчик, служанка расстилает снежно-белую скатерть и накрывает на стол. Я беру какую-нибудь занимательную книгу и провожу за едой с час, теша одновременно и свой разум, и свою глотку. После этого я чувствую себя веселым и бодрым. Я подхожу к окну и развлекаюсь, глядя на прохожих, которые все спешат по своим делам. Было бы чересчур скучно описывать в дневнике весь мой день подряд, к тому же дни редко похожи друг на друга. В основном я провожу день в чтении и игре на скрипке, работе, общении с друзьями. Даже прием лекарств способствует интересному времяпрепровождению. Я всегда имел склонность к врачебной науке, и мне любопытно наблюдать, какие перемены производят в человеческом теле работа и отдых, смена питания, физическое воздействие…

Поскольку ныне здоровье мое сносно, я не жалуюсь на аппетит и свой необильный ужин съедаю охотно. Я пью много чая. Между одиннадцатью часами и полночью мне согревают постель, и я спокойно укладываюсь спать. Я вполне удовлетворен таким существованием».

Так проходит у Босуэлла хороший день. Когда же он просыпается в дурном настроении, то с утра «угрюмится верблюдом» и все ему кажется «глупым или мрачным». Или же депрессия может ни с того ни с сего обрушиться посреди ясного дня. Босуэлл, по-видимому, не был властен над подобными настроениями. Для успокоения он мыл ноги в теплой воде («это возвращает спокойствие») или же пил зеленый чай, который, по его словам, «бодрит и оживляет, но не вызывает опасных последствий, в отличие от спиртных напитков». И к тому же у него имелся Нерушимый План, который он изложил в сложном, несколько претенциозном заявлении, написанном в свой собственный адрес в октябре 1763 г. Этот план состоит из данных самому себе обещаний, больших и малых: избегать праздности, «помнить о достоинстве человека», регулярно упражняться, – но в том же «манифесте» присутствует и ряд интересных прозрений. «В жизни много неприятностей, – пишет Босуэлл. – Осознайте это, и она больше не застигнет вас врасплох».

Иммануил Кант (1724–1804)

Внешних событий в биографии Канта на удивление мало. Всю жизнь философ прожил в глухой провинции Пруссии, почти никогда не покидал стен родного Кенигсберга, даже на побережье моря, всего в нескольких часах пути, не выбрался. Убежденный холостяк и человек привычки, он более 40 лет преподавал в местном университете один и тот же курс. Предельно упорядоченная жизнь, которую позднее окарикатурили, представив философа каким-то бездушным автоматом. Генрих Гейне язвил:

«Трудно сочинить историю жизни Канта, ибо не было у него ни истории, ни жизни. Он жил механически упорядоченной, отрешенной от реальности жизнью в тихом, далеком от событий Кенигсберге, старинном городке на северо-восточной границе Германии. Не думаю, чтобы большие часы тамошнего собора отправляли свою службу с таким же усердием и точностью, как кенигсбергский бюргер Иммануил Кант. Для подъема, для чашки кофе, писания и чтения лекций, для приема пищи и для прогулки – для всего было раз навсегда отведено время, и соседи при виде Канта в сером плаще и с испанской тростью в руках точно знали: сейчас 15.30».

Однако Манфред Кюн в изданной в 2001 г. биографии Канта убедительно доказывает, что тот вел жизнь не столь «отрешенную» и бесстрастную, как воображается Гейне и некоторым другим авторам. Философ любил общение, был живым и интересным собеседником, гостеприимным хозяином. От более увлекательной жизни он вынужден был отказаться по медицинским соображениям: врожденный порок развития скелета привел к уменьшению объема груди, сердце и легкие были сдавлены, и здоровье Канта с детства было весьма хрупким. Чтобы продлить свою жизнь и заглушить душевные страдания, причиняемые ему ипохондрией, Кант выработал, как он писал, «определенную форму жизни и порядок вещей, которыми я занимаю свой ум».