Резервация. Пилотный эпизод - [3]

- Все равно поймут, что мы легавые, - сказал Гай, не отвлекаясь от дороги. – Кто еще попрется в такую дыру по собственной воле?

Антон не слушал. За окнами облезлый и заржавелый утопал в песке поверженный колосс – завалившийся набок памятник – серп и молот в обрамлении пшеничных колосьев.

- Что здесь случилось?

Гай пожал плечами.

- buree jagah (говорит на хинди «плохое место»).

- И что это значит?

Гай не ответил. Только прибавил ходу. Он обещал Мирре быть к ужину, а лишние вопросы могли их задержать. Рис с кукурузой, рыба и бутылка вина. Они поужинают, уложат детей и займутся любовью в душе. Гай не собирался лишаться этого. И разбитая дорога не помешала бы ему так, как чертовы вопросы напарника.

Над капотом взметнулись фонтаны песка - Седан нырнул носом, и их накрыло с головой. От удара машина вильнула, и Антон вцепился в ручку над дверцей.

- Потише, эй! Хочешь здесь застрять?!

Гай сбавил обороты. Сквозь засыпанный лобовик пробивалось солнце. Он включил дворники.

- Спокойно, напарник.

Антон оглянулся. Они только что протаранили глыбу спекшегося песка. И теперь со скрежетом тащили ее куски под днищем.

Он расстегнул ворот форменной рубахи и накинул ремень безопасности.

- Блядь, Гай! Какого хера ты творишь?!

Рис с кукурузой, рыба и бутылка вина. Они допросят свидетелей, дождутся труповозку и вернутся домой до темноты.

Гай подмигнул. Все будет хорошо.

В зеркалах заднего вида маячил памятник пшеничным колосьям. Бурое от ржавчины перекрестие серпа и молота. А по сторонам тянулись развалины домов песчаного квартала. Теперь они казались надгробиями, за которыми давно не было присмотра.

Время – это то, в чем вязнешь. Барахтаешься. Но не можешь выбраться. И не можешь вытащить дорогих тебе людей. Время – это обжигающая враждебная пустота.

Гай открыл бардачок и вытащил пачку «Пелл Мелла». Закусил фильтр.

- Как думаешь, что он тут делал?

- Кто?

- Конь в пальто, - Гай выудил из пиджака затертую бензиновую зажигалку и принялся чиркать колесиком. – Наш труп.

Он зажег вонючий «Пелл Мелл». Втянулся, закашлялся. Антон знал, что жена запрещала ему курить. В бардачке вечно валялись мятные конфеты – ими Гай душил табачный чад, когда возвращался со смены.

Антон перегнулся через спинку – на заднем сидении лежала плетеная папка с документами. Он развязал шнуровку и достал бумаги. Темные, похожие на дешевые ксерокопии, листы.

- Кёниг. Лев, - прочитал Антон. Прилагаемый скан фотографии был нечетким и закопченным. Человек преклонных лет с залысинами и мешками под глазами смотрел сурово из-под кустистых бровей.

Гай заглянул в бумаги.

- Кто он?

- Владелец «Королевских пивоварен». Заседал в парламенте. Лев Кёниг, потомок знатного дворянского рода…поэтому общение с прессой нам не рекомендовано.

- Старый хрыч! - Гай перехватил бумаги той же рукой, что держал сигарету. – Они нам не рекомендуют! – он сунул сигарету в рот и, прищурившись, осмотрел фотографию. – Не думаю, что этот был тут с проверкой качества жизни. Не та рожа…я таких повидал.

Гай был хорошим копом. Достойным кобуры и значка. Проблема состояла в том, что слушал он только себя. Как будто был гребаным Буддой, вещающим истину. Именно поэтому Гай до сих пор бегал по улицам со стволом, рискуя нарваться на пулю. И говорил, что ему не дают повышения, потому что он индус. Раз за разом. Крутился в собственной Сансаре.

Но сейчас он был прав.

- Нужно поговорить с родственниками. Возможно, с них требовали выкуп, - предположил Антон.

- Ты серьезно думаешь, что старика вывезли сюда в багажнике? Через все блокпосты? – Гай бросил бумаги к лобовому стеклу. – Херня это.

Дорога была одна, а посты начинались за несколько миль. Проверяли все - документы, госномера, досматривали и взвешивали багаж. Проскользнуть было нелегко. А с пленным стариком – и подавно. Резервацию считали разносчицей инфекций. Не только бедности, но и террора.

- Тогда что он тут делал?

- В том квартале есть несколько борделей. Местные называют их «Вавилонами». Возможно, старик был их клиентом.

Антон хмыкнул.

- Что-то я сомневаюсь…с его-то деньгами…

Гай промолчал. Выпустил дым из носа и вдавил окурок в пепельницу. Они въезжали в жилые кварталы гетто. Разговоры про бордели пора было сворачивать. Иначе все это грозило перерасти в сраную заваруху, из которой им было не выбраться. Сейчас в своем старом полицейском седане – они были как на ладони. Люди уже глазели, а бритая пацанва целилась из деревянных автоматов.

Вавилоны были борделями на колесах. Этакими шапито, переезжавшими с места на место. Они не оставляли следов. Поэтому в Европе их считали выдумкой.

Тот район, где они курсировали, принадлежал «Чистым» - партии ультраправых борцов за чистоту резервации. В газетах их звали «дворниками». И сепаратистами.

«Шлюхи – всего лишь прикрытие. Настоящий Вавилон страшнее…» - так когда-то Гаю сказал отец. Они сидели на веранде отцовского дома с пивом и глазели на закат. Все вокруг было алым. И они тоже.

«Raakshas(хинди «чудовища»), - произнес отец. – Эти люди поклоняются чудовищам, Гай. Несут им своих детей… »

«Это всего лишь выдумки, пап…»

Гай помнил, как отец схватил его за плечо, смяв рукав форменной рубахи.