Рейс - [108]

Как давно это было. Словно не с ним. Совсем в другой какой-то жизни. Он боролся с воспоминаниями, как мог. Но Лена и девочки всегда были рядом. Он слышал их шаги, голоса, смех. Никто не может так хихикать, как маленькие девчонки. Будто птички щебечут. Он не видел их мертвыми и представить не мог. Только живыми. Сейчас этот терпкий густой аромат тогдашней черемухи шел, словно от подушки, и заливал всю комнату вокруг. Он протянул руку. Никого. И опять нестерпимо жарко и душно.

Алехин повернулся на живот, перевернул подушку, уткнулся в ее короткую прохладу лицом. Кондиционер не работал. Электричество во всем районе отключили еще вечером. В открытое окно слышна была далекая канонада. Липа сказала, что каждую ночь в районе аэропорта обстрелы. Одни стреляют, другие отвечают. «Грады», пушки, минометы. И так до утра. В целях безопасности Белкин запретил пользоваться подстанцией. Бак с дизельным топливом опустел еще в июне, когда белкинские ополченцы захватили Донецк. Вдруг бомбежка или обстрел, а тут — под боком — резервуар с горючим.

Алехин снова перевернулся на спину и тут же уснул. Джетлаг брал свое. Лена шла впереди с каким-то военным. Он знал, что это она, даже несмотря на рыжие волосы. Почему, кстати, рыжие? Алехин ускорил шаг, но окликать не стал. Что она делает здесь, на Донбассе? Приехала за ним? А девчонки с кем? И что это за военный? Он уже был так близко, что услышал их голоса. Военный размахивал руками. Что-то оживленно рассказывал. Она смеялась. Ну точно Лена. Кто же еще? До них оставалось меньше десяти метров, когда они остановились у приземистого одноэтажного домика. Военный одной рукой взял Лену за локоть, а другой — отворил дверь без ключа. Она была не заперта.

— Лена! — крикнул Алехин что есть силы. — Не входи туда!!

Она не услышала его и вошла. Алехин бросился бегом за ними. И вдруг почувствовал, что движется, как в замедленной съемке. Он едва отрывал ноги от земли, словно на них были свинцовые колодки. Военный медленно повернулся, увидел его, улыбнулся и зашел за Леной в дом, захлопнув за собой дверь. Со спины офицер казался ему знакомым. Но лица его Алехин не узнал. Когда они скрылись внутри, Алехин был уже в двух шагах и тут с удивлением увидел, что перед дверью на пороге сидит девочка лет десяти в синем платье. Откуда она взялась? Еще секунду назад на крыльце никого не было… Девочка сидела к нему спиной и что-то негромко напевала чистым голоском, раскачиваясь из стороны в сторону в такт мелодии.

— Девочка, чей это дом? — остановившись, спросил запыхавшийся Алехин.

— Мой! — девочка крикнула гортанным чаячьим голосом и обернулась.

Лицо у нее было бледно-голубое, словно изо льда вырезанное. От нее веяло холодом. Оба глаза, каждый крест-накрест, были заклеены желтым скотчем…

Алехин с криком проснулся. Вскочил на ноги. Подбежал к окну. Обстрел продолжался. Черное небо на горизонте за стеной Пер-Лашез подсвечивали всполохи, как отражение далекой грозы.

— И давно у вас маньяк орудует?

— Да как война началась. Дети стали пропадать. Мальчики и девочки. Находят потом, один, два, три трупа в неделю, и у всех один глаз выколот. Люди, особенно бабы, такие страсти рассказывают, не приведи Господь. В селе рядом с Иловайском старушка одна живет. Как Ванга, все предсказывает. Войну предсказала. Сказала, что Крым через пять лет утонет. На дно пойдет. А про это… Говорит, дьявол это. Люцифер, говорит. Говорит, его детская кровь питает… Докторша приезжала из Москвы. Целый детский сад с собой забрала, пока дьявол не извел, сказала. Откуда они в Москве узнали?

Сергей с Липой ехали в центр города. Ей нужно было сначала в парикмахерскую, а потом в другое место на маникюр. А затем уже в Торез к маме. Таким вот нехитрым выдался первый рабочий день на Донбассе у сыщика Бульдога, преступника Алехина, миллионера Хорунжего и бизнесмена Жданова: поработать личным водилой и охранником у проститутки Липы.

Белкин, как и обещал, выдал Алехину два пропуска — один на машину, другой личный. У Алехина остались две фотографии из тех, что распечатал в своем ателье Гитлер, когда снимал его на военный билет. Вот и пригодились. Личный пропуск был похож на ментовское удостоверение. Корочка красная, блестящая. Золотыми буквами вытеснено: «Вооруженные Силы ДНР». Внутри через обе стороны разворота шла волнистая черно-оранжевая георгиевская лента. Фото Алехина. Звание, фамилия и инициалы — капитан Жданов Ю. П., подпись Белкина и гербовая печать с двуглавым орлом.

Белкин спросил, не против ли Жданов ездить на своей машине — ростовским номерам больше доверия. Жданов был не против. В левый угол лобового стекла над торпедой он приклеил изолентой заламинированный пропуск на листке плотного ватмана: «ВЕЗДЕ». Золотыми буквами наискосок на сине-черно-красном поле, с пересекающей его георгиевской лентой, с номером, подписью и печатью. Оба документа сделали в течение получаса в канцелярии штаба, который располагался в левом крыле главного здания в поместье Каметова.

У Липы в Торезе жила мама. Война подбиралась все ближе и ближе. Липа решила перевезти маму во дворец. Белкин не возражал, только в том случае, «если мама не будет сидеть у него на голове».