Рейнеке-лис - [11]
Новый грабитель — волк! Да прямо к нам в руки попался!
Если же он улизнет, это будет позор! Несомненно,
Будем осмеяны мы по всему Юлийскому краю!»
Волк передумал тут все, что хотите. А град колотушек
Справа и слева посыпался, счет его ран умножая.
Все надрывались от криков. Сбежались другие крестьяне
И, наконец, полумертвого наземь его повалили.
Больших страданий за всю свою жизнь он ни разу не ведал.
Редкая вышла б картинка — изобрази живописец,
Как уплатил он священнику за ветчину и за сало!
Вытащен был из амбара на улицу он, и крестьяне
Дружно волочь его стали подальше, без признаков жизни.
Волк обмарался к тому же, — и люди его с отвращеньем
Прочь сволокли из деревни и там уже, дохлым считая,
Бросили прямо на свалку. В бесчувствии столь непотребном
Сколько он там провалялся, пока не очнулся, — не знаю.
Как удалось ему выбраться все же оттуда, — загадка!
Но и потом уже (год, вероятно, спустя) он мне клялся
В преданной дружбе навек. Это длилось, однако, недолго.
Ну, а зачем он мне клялся, смекнуть оказалось нетрудно:
Жаждал курятинки он хоть когда-нибудь вволю покушать.
Я, чтоб над ним поглумиться позлей, описал ему точно
Некий чердак и чердачную балку, что служит насестом
По вечерам петуху и семи его курицам. Тихо
Вышли мы ночью, идем, чуть двенадцать пробило — приходим.
Знал я, что ставень оконный, подпертый легкою планкой,
Был еще поднят. Я притворился, что первым влезаю,
Но отстранился— и дядю вперед пропустил я учтиво.
«Лезьте смелее, — сказал я. — Хотите хорошей добычи —
Будьте решительней: стоит! Откормленных кур обещаю».
Он осмотрительно влез — и по всем сторонам осторожно
Долго все щупал и шарил и мне говорит раздраженно:
«Вы привели не туда! И куриного перышка даже
Здесь не найдешь!» А я отвечаю: «Сидевших поближе
Сам похватать я успел, — остальные садятся поглубже.
Будьте спокойны и двигайтесь дальше тихонько, легонько…»
Балка, державшая нас, и вправду была узковата.
Дядю вперед пропустив, я все время назад подавался,
Пятясь к окошку. Выскочил мигом я, дернул подпорку —
Ставень захлопнулся шумно, и волк от испуга затрясся.
В страхе и в трепете, с узенькой балки он шлепнулся на пол.
Люди, дремавшие возле костра, в перепуге проснулись.
«Что там такое в окошко упало?!» — они закричали,
На ноги стали проворно и сразу фонарь засветили.
Волка, в углу обнаружив, били, дубасили скопом,
Шкуру на нем продубили! Как только жив он остался!..
Дальше откроюсь я вам, что фрау Гирмунду частенько
Явно и тайно проведывал я. Разумеется, лучше б
Вовсе того не бывало. О, если б вычеркнуть это!
Ибо по гроб ее жизни позор этот ей обеспечен!..
Вот я теперь уже все вам поведал, все то, что припомнить
Совесть могла бы моя, что душу мою угнетало.
Дайте же мне отпущенье, молю вас! Приму я смиренно
Самую строгую епитимью. Наложите любую!..»
Гримбарт в подобных делах, несомненно, был сведущим очень.
Прутик сорвав по пути, он сказал: «Этим прутиком, дядя,
Трижды себя по спине похлещите, затем положите
Прутик на землю и через него перепрыгните трижды;
Благоговейно его поцелуйте, явите смиренье.
Эту епитимью наложив, отпускаю вам ныне
Все прегрешенья, освобождаю от всех наказаний,
Все вам, во имя господне, прощаю, что вы совершили…»
Только Рейнеке кончил смиренно свое покаянье,
Гримбарт ему говорит: «Поправленье доказывать, дядя,
Нужно благими делами: читайте псалмы ежедневно,
В церковь усердно ходите, все постные дни соблюдайте.
Всем вопрошающим путь указуйте, а всем неимущим
Жертвуйте щедро. Клянитесь отречься от жизни беспутной,
От грабежа, воровства, от предательства и совращенья.
Выполнив это, сподобитесь вы милосердия божья…»
«Выполню, — Рейнеке-лис отвечает, — вот моя клятва!»
Исповедь кончилась — и ко двору королевскому дальше
Следуют богобоязненный Гримбарт и Рейнеке-грешник.
Шли черноземною, тучною пашней. Взглянули направо,
Видят — стоит монастырь. Служили там денно и нощно
Сестры-монахини господу, а во дворе содержали
Множество кур, петухов, каплунов и отличных пулярдок,
Бегавших в поисках корма и за монастырские стены.
Рейнеке часто проведывал их. Барсуку говорит он:
«Путь наиболее краткий — вдоль этой стены монастырской».
(Сам-то в виду имел он кур, на свободе гулявших!)
Духовника своего он ведет, приближаются к птицам, —
Хищные глазки плута под самый лоб закатились:
Жирненький и молодой петушок ему тут приглянулся,
Как-то отставший от прочих. Рейнеке, глаз не спуская,
Сразу набросился сзади— перья на воздух взлетели!
Гримбарт с большим возмущеньем его упрекал в рецидиве:
«Вот как, дядя беспутный! Из-за курчонка вы снова
Впасть вознамерились в грех, едва принеся покаянье?
Вот так покаялись!..» Рейнеке кротко ему отвечает:
«Я бессознательно так поступил! Дорогой мой племянник!
Богу молитесь — быть может, простит он мне грех милосердно.
Этого больше не будет!..» Они монастырь обогнули,
Вышли опять на дорогу. Пришлось через узенький мостик
Путникам переправляться. Рейнеке-лис вожделенно
Вновь оглянулся на кур, не в силах с соблазном бороться.
Голову если б ему отрубить, голова и сама бы
Сразу на кур наскочила, — так много в нем жадности было!
Гримбарт, заметивший это, воскликнул: «В кого же вы, дядя,
Снова глазами стреляете? Мерзкий вы чревоугодник!»
