Рэймидж и барабанный бой - [41]

— Да, сэр: люди любят сплетничать.

Оставались еще двое: блондин с ярко-красным лицом и носом, сломанным в переносице и торчащим почти вертикально, а не под углом, и темнокожий житель Вест-Индии. Блондин был датчанином, но Рэймидж не мог вспомнить имя и спросил его.

— Свен Йенсен, сэр. Они называют меня «Свенсен».

— Свенсен? Понятно. Откуда ты родом?

— Нерум, сэр. Деревня к северу от Копенгагена.

— И прежде чем стал моряком?

— Призовой борец, сэр. Получите пять крон, если сможете сбить меня с ног меньше чем за полчаса.

— Тебя когда-либо побеждали?

— Никогда, сэр. Ни разу. У меня хороший удар. Я называю его «Удар на пять крон».

Так, кроме Джексона, думал Рэймидж, у меня есть слесарь, рыбак, пират, готовый пойти на убийство, призовой борец и цветной моряк, которого он только знал как Макса.

— Каково твое полное имя, Макс, и откуда ты родом?

Макс бодро усмехнулся: он ждал вопросов и имел готовые ответы.

— Джеймс Макстон, сэр. Возраст двадцать один год; религия — католик; родился в Бельмонте; доброволец; младший матрос.

Четкий рапорт Макстона показывал, что он, очевидно, служил на нескольких судах и знал, как расположены графы в судовой роли.

— Где это — Бельмонт?

— Гренада, сэр. Через лагуну от Крениговки при Св. Георгии. Это — красивое место, сэр, — добавил он гордо. — И у нас есть большие форты, чтобы защитить нас!

— И до того, как ты пошел в море?

— Я работал на сахарной плантации, сэр, рубил тростник мачете.

— Значит, ты умеешь обращаться с абордажной саблей.

Джексон негромко присвистнул, и Рэймидж поглядел на него вопросительно.

— Подбросьте яблоко, сэр, и он разрубит его пополам, а затем одну часть еще пополам, прежде чем она упадет на землю.

— Я родился с мачете в руке, сэр, — сказал Макстон скромно.

Так, размышлял Рэймидж, вот они — мои шесть человек. Все прекрасные моряки, все с другой профессией — если это правильное слово — на руках.

— Очень хорошо! Мы идем завтракать. Следите за языками — хозяин гостиницы, вероятно, немного говорит на английском и сообщит обо всем, что поймет, испанским властям.

Холодный утренний воздух предупредил Рэймиджа, что скоро декабрь, хотя было достаточно солнечно, чтобы не забывать, что Картахена расположена в Испании, с ее обычными грудами зловонных отбросов на улицах — рай для мух, нищих и стай несчастных, тощих собак. Колокола собора мрачно звонили, когда он спустился к Palaza del Rey — Королевскому дворцу, где главные ворота через высокие стены, окружающие город, охраняли скучающие часовые, не потрудившиеся окликнуть его.

Прямо за воротами была другая площадь с большим прямоугольным доком на противоположной стороне, имевшим один открытый выход к морю. У длинного низкого здания с ближней стороны дока были сложены груды такелажа, а здание, вероятно, было складом рангоута с примыкавшим к нему хранилищем парусов. Со стороны, обращенной к берегу, у дока был большой водоем для древесины, в котором хранили большие бревна, чтобы они не рассыхались на солнце. Рядом с водоемом два больших стапеля опускались в док, и на одном из них плотники тесали новые доски, чтобы заменить гнилые на корпусе маленькой шхуны.

Повернув налево в сторону моря, он пришел к Muralla del Mar — длинному причалу вдоль берега большой, почти наглухо закрытой со стороны моря, гавани. Когда он сквозь узкий вход в гавань бросил взгляд на белые гребни волн в открытом море, он понял, что недооценивал то, насколько Природа обеспечила гавани почти полную защиту.

Справа от него холмистый полуостров выдавался в сторону моря, образуя западную сторону гавани: два самых высоких пика увенчаны небольшими замками, несколько батарей и выстроены на естественных платформах на разных уровнях более пологих склонов.

Слева гряда еще более высоких холмов выдавалась еще дальше в море, образуя восточную сторону гавани, с еще несколькими батареями, оборудованными на холмах и фортом почти на уровне моря, прикрывающим вход.

Старый испанский рыбак в изношенной одежде, беззубый, загорелый и высохший, как грецкий орех, сидел на земле спиной к городской стене, штопая сеть, и кивнул дружелюбно Рэймиджу, который понял, что старик может быть столь же полезным, как план гавани. Рэймидж кивнул ответно, затем стал разглядывать испанский флот на якоре: очень много мачт, так что гавань похожа на лес голых деревьев, очень много корпусов, закрывающих один другого.

Он аккуратно пересчитал их… Двадцать семь линейных кораблей и двенадцать фрегатов. Но за несколько часов до того, как они достигли Картахены, было тридцать два линейных корабля и шестнадцать фрегатов. Джексон был прав в конце концов: без вести пропавшие пять линейных кораблей и четыре фрегата, видимо, были французскими. Судя по тому, что они зашли так далеко на запад, но не остались здесь, они, должно быть, продолжили движение через Гибралтарский пролив в Атлантику. Были они перехвачены? Вряд ли — слишком мало тут британских судов. И что более важно: не нашли ли они какой-либо из британских конвоев с Корсики или Эльбы?

Сколько времени испанский флот планирует остаться в порту? И каков этот флот? Рэймидж знал, что, безотносительно репутации испанцев как военных моряков, они строят прекрасные военные корабли. Ходят слухи, что многие из них сконструированы изменником-ирландцем по имени Маллинз, но независимо от того, правда это или нет, стоявший в гавани флот отличался превосходными мореходными качествами. И самым большим кораблем флота — самым большим в мире, на самом деле, был четырехпалубный «Тринидад Сантиссима» — флагман, заметный издали как из-за его красного корпуса с белыми полосами, так и из-за выдающегося размера. Он нес 130 орудий — некоторые говорили, что 136 — по сравнению со 112-ю орудиями каждого из шести трехпалубников, стоящих на якоре около него.