Рейхов сын - [23]

Французов встретили дружными очередями всех трех зенитных пулеметов после чего их экипажи, разочаровавшись в германском гостеприимстве, сбросили свои шестнадцать сорокакилограммовых бомб, пару раз полоснули из турельных пулеметов, да и развернулись восвояси. Вреда от их действий не было ровным счетом никакого, хотя одна из авиабомб и взорвалась в опасной близости от наблюдательного поста, заставив Генку в испуге вжаться в камень.

Чего уж там такого углядели французы было неизвестно, однако еще через четверть часа в гости пожаловали шесть Armstrong Whitworth A.W.38 Whitley (во главе с целым комэском, винг коммандером RAF Уэлсли, чего егеря так и не узнали). Двухмоторные британцы отбомбились тоже не слишком удачно - мешали горы, низкая облачность и заградительный огонь из всего, что было под рукой, включая майорский «Вальтер». Стрелял из своего пистолета-пулемета и Генка, разрядив целых две обоймы, хотя сильно сомневался, что хоть куда-то попал.

Был ли огонь с земли успешным, сказать трудно. Из всех заходивших на цель средних бомбардировщиков, да и то, уже отбомбившись, задымил только один, да и тот благополучно ушел на втором, неповрежденном моторе, но поразить позиции горных стрелков им практически не удалось - лишь две бомбы упали непосредственно на егерей, вырвав из строя убитыми и тяжело ранеными двенадцать человек. Невеликие потери для батальона, конечно, но Генка в ту сторону старался не глядеть, полностью сосредоточившись на служебных обязанностях. Убитые близким взрывом авиабомбы - штука на вид малоаппетитная.

Ну а еще позже, как говаривал их учитель труда в интернате, «началось в колхозе утро». В смысле - с южного направления поперли британская пехота и бронетехника.

Врагов было много. Очень много. Фаненюнкер едва не осип, постоянно докладывая Шранку по полевому телефону обо всех их перемещениях, обходах, маневрах, а у Генки, от непрерывного глядения в бинокль начали слезиться глаза.

Единственным, что пока еще спасало батальон от полного уничтожения, была относительная узость перевала, не дававшая развернуться английским танкам, чтобы задавить немцев массой. Да и далеко не линкоровская броня легких танков тоже удерживала вражеское командование от необдуманных поступков.

Глухо рявкали горные пушки, тявкали с обеих сторон минометы, гагахали танковые орудия, трещали без умолку пулеметы и сухо кашляли винтовки. Англичане, укрываясь то в складках местности, то за подбитой бронетехникой, тем не менее все ближе и ближе подбирались к позициям обороняющихся, а доползшие наконец до поля боя «Матильды» медленно, но уверенно двигались вперед, не обращая никакого внимания на огонь противотанковых ружей и сорокасемимиллиметровки. Двух оставшихся горных орудий эти танки тоже не особо-то опасались, как и единственного уцелевшего, к этому времени, румынского бронеавтомобился, периодически выползавшего из укрытия, полосовавшего наступающих короткими очередями, и вновь прятавшегося.

Ко всем прочим неприятностям, час назад чем-то перебило телефонный провод, и теперь Ортруд, словно в славные, но очень уж технически слаборазвитые времена Фридриха Великого, вынужден был отправлять сообщения с вестовыми. Некоторые из них возвращались, а некоторым… не везло.

Кудрина Инго берег. Во-первых, дите же еще. На свои пятнадцать с половиной русский недокормыш не выглядел ну никак. Во-вторых, глазастый оказался, черт. Ни одного шевеления со стороны врага не упускал. Но наступил все же такой момент, когда их осталось всего двое, а доставить сообщение надобно было срочно.

- Гейнц, срочно беги к расчету орудия номер два. - приказал Ортруд. - Скажи, их с левого фланга обходят. Два отделения, может больше.

И Генка побежал. Да вот только добраться никак не получалось. Стреляли.

Шумно выдохнув и открыв глаза, Гена выглянул из-за разбитой бронемашины, не целиком, так - одним глазком, проверяя, свободен ли путь, да так и обмер. До цели было метров пятьдесят. Долгих пятьдесят метров. А примерно вдвое ближе, чуть в стороне, но все равно - почти что ровно посредине между ним и пушкой, залегли укрывшись за камнями с десяток английских солдат, явно приготовившихся к атаке.

В книжках, которые Генке приходилось читать, всегда о таком писалось как-то… возвышенно что ли. «Ледяные лапы страха сжались на его сердце…» или «Ужас сковал его члены…», и в таком вот роде. Сам же Генка скорее мог охарактеризовать свое состояние как «обосраться с перепугу можно». Это, конечно, не так красиво, зато очень точно.

Трясущимися руками он сорвал с пояса гранату, и начал отвинчивать колпачок в нижней части гранаты - капсюль-детонатор был вставлен под чутким присмотром Ортруда еще до первого налета. Колпачок откручиваться не желал ни в какую. Наконец до парня дошло, что он, с перепугу, крутит не в ту сторону, и снять упрямый колпачок удалось. Из рукоятки выпал белый фарфоровый шарик на шелковом шнурке.

«Дергать энергично, дергать энергично», повторял про себя, как верующий молитву (сам-то Генка, выросший в прогрессивном социалистическом государстве, относил себя к атеистам), мальчик. «Энергично…»