Компрессор привычно засипел, щёлкнуло реле, тихонечко затарахтел генератор, стрелка амперметра дёрнулась, ток есть.
Он крутанул акселератор. Мотор послушно загудел, из-под кормы вырвался бурун.
Порядок. Задний ход. Винт, поднимая муть со дна, послушно потянул лодку с берега.
Порядок. Он разворачивал лодку на восток.
Нехороший получился рейд. Аким оглянулся, там, у берега, так и валялся в воде труп офицера переделанных. А где-то так и плавали два его брата в болотной воде, а ещё один так и вовсе сгинул на кочках, лежит где-нибудь в рогозе, а ещё трёх мёртвых братов он вёз в станицу отдать родным. Трёх мёртвых и одного при смерти. Вон, лежат все в лодке. И ему придётся перед стариками, перед братами-казаками, перед бабами мёртвых за всё отвечать. Всё объяснять им. Ничего, голова удивительной твари и планшет офицера тоже лежат в лодке. Он всем всё покажет, а пока…
Пока он жив, хоть малость в глазах темнеет, но жив.
— А нам, пластунам, что не смерть — то и ладно, — шепчет Саблин, прибавляя обороты.
Он повернул лодку на север, пусть чуть сложнее, зато быстрее.
На север ехать — час езды сэкономить. До деда Сергея пять часов хода. Пять часов. Он достал из карманы шприцы. Один из них синий, стимулятор. Даст сил на четыре часа, на четыре. Значит час, а то и два, придётся на своих силах, на стиснутых зубах ехать. Он вспомнил песню, что пел дед Сергей, вспомнил только припев, слов, хоть убей, ни одного не помнил:
Ойся ты, ойся,
Ты меня не бойся,
Я тебя не трону
Ты не беспокойся.
Аким Саблин ехал по болоту, как по своему двору шёл. Он вырос в болоте, жил болоте, а эти дураки собрались на его болоте воевать с ним. Весело ему не было, чувствовал он себя плохо, да и мёртвые братья лежали в лодке, чего уж тут веселиться, но казак-пластун четвёртого взвода второй сотни Второго Пластунского Казачьего полка был горд. Он один принял бой с группой опасных врагов и вышел из него победителем. Угомонил их, паскуд.
«Знай наших», — он пнул длинную, каплеобразную голову странной твари, что теперь трофеем валялась на дне его лодки. И снова запел дурацкий припев.
Ойся ты, ойся,
Ты меня не бойся,
Я тебя не трону
Ты не беспокойся.
Он ехал домой. У него было ещё четыре патрона, а аккумулятор на вибротесаке показывал, что он ещё может работать три с половиной секунды. В его кармане был синий шприц-стимулятор, а боль под ребром ещё можно было терпеть. У него была вода. Да ещё он нашёл в во внутреннем кармане сушёные оранжевые абрикосины. Но есть их не стал, он вёз их дочке. А до заимки деда Сергея оставалось пять часов хода.
Ничего, ничего. Он доедет.
Если не задет в тупик, а такие протоки в болте встречаются, доедет, если не наскочит на корягу. Доедет, если не заплывёт в притопленые водоросли, которые намотаются на винт. Доедет, если сом-дурак не кинется на шум мотора и не повредит его. Доедет, если не нарвётся на стаю бакланов. Доедет, если не потеряет сознания. Конечно, доедет. Пять часов хода по болоту — пластуну плёвое дело.
Ойся ты, ойся,
Ты меня не бойся,
Я тебя не трону
Ты не беспокойся.
16.06.2019
