Революtion! - [60]
Не менее важно, что переход России от открытости и сотрудничества с Западом к конфронтации с ним и самоизоляции коренным образом противоречит социокультурной ориентации и материальным интересам подавляющего большинства российской элиты. Советский Союз мог позволить себе «холодную войну» и противостояние с Западом, поскольку коммунистическую элиту абсолютно ничего с ним не связывало. Более того, советская идентичность строилась как отталкивание от Запада.
Нынешняя российская элита – финансово-экономическая и политико-административная – связана с Западом мириадом нитей; Запад для нее не антимодель, а земля обетованная. Поэтому обусловленное крымским анабазисом и войной в Донбассе российское противостояние Западу вызвало самое серьезное внутреннее сопротивление российской элиты и спровоцировало резкий, хотя внешне малозаметный, рост напряженности в ней.
Вопреки многочисленным спекуляциям, это вовсе не означает, что недовольные группы российской элиты составят заговор против курса Кремля и персонально против Путина. Отечественная элита настолько труслива и так плотно «просвечивается» российскими спецслужбами, что может бунтовать лишь стоя на коленях и с собственноручно надетой на шею петлей. Однако при любом серьезном ослаблении верховной власти (например, вследствие низовых массовых волнений) элита уже готова – морально и психологически – выступить против своего сюзерена.
Подобной готовности не было и не могло быть до весны 2014 г. Несмотря на критическое отношение ко многим действиям Путина, в целом в элитах существовал широкий пропутинский консенсус, основанный на возможности экономического роста и обогащения. После Крыма-ставшего-нашим этот консенсус рухнул и не подлежит восстановлению.
Здесь стоит напомнить одну из аксиом революции. Для ее успеха недостаточно восстания низов. Необходимо, чтобы против режима выступила еще и часть элит. Только союз верхов и низов способен опрокинуть режим. Элиты, как правило, выступают вслед за массами, когда убеждаются в неспособности власти контролировать ситуацию и/или ее критическом ослаблении.
Я мог бы привести навскидку еще с полдюжины качественных сдвигов, начавших происходить в российской политике с весны 2014 г. Например, проникновение и «устаканивание» в общественном сознании идеи допустимости насильственных действий в политических целях. История с «восставшим народом Донбасса» и центральное место, которое она долгое время занимала в официальной российской пропаганде, конечно же, вели к легитимации насилия. А это ведь прямое и массированное нарушение одной из максим путинской стабильности!
Добавьте к этому тысячи «добровольцев» – в кавычках и без оных, проникновение оружия и боеприпасов из Донбасса в Россию, формирование этоса и сетей комбатантов. Помножьте на упомянутую выше логику внутриполитической конфронтации, исходящую от власти и подогреваемую ею. И вы получите готовую взорваться насилием гремучую смесь.
Резюмировать все это можно следующим образом: неизбежным следствием новой геополитической динамики стали разбалансировка политической и социоэкономической систем России, формирование в ней качественно новых факторов риска и потенциала хаотизации. Ирония в том, что сдвинул Россию в направлении к хаосу именно и только тот человек, который в предшествующие четырнадцать лет пытался ее законсервировать и всячески избегал перемен.
Поэтому историзм решения о Крыме состоит в первую очередь в тех кардинальных переменах в жизни России, которым еще только предстоит осуществиться. И которые без этого геополитического шага не имели шансов воплотиться и даже стартовать.
В данном случае уместно вспомнить классический советский анекдот о том, что к 70-летней годовщине Октябрьской революции советское правительство наградило покойного императора Николая II орденом Ленина «за создание революционной ситуации в Российской империи».
Справедливости ради отмечу, что люди частенько не в состоянии предвидеть последствия собственных поступков самого что ни на есть бытового характера и свойства. «Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовется». Что уж тут говорить о деяниях в полном смысле слова исторического масштаба.
Но все же одна вещь в таких случаях выглядит самоочевидной. Вызывая нарушения в части системы, надо быть готовым к тому, что последствия этих нарушений затронут всю систему, причем характер, масштабы и глубина гипотетических системных изменений принципиально непредсказуемы.
Ну, а если на непредсказуемость перемен накладывается еще и невезение, тогда точно жди беды. В одном из фильмов «бондианы» герой говорит, что половина успеха в профессии разведчика приходится на везение. В политике, вероятно, так же.
Всем государствам, где происходили революции, начинало катастрофически не везти. Классический пример – история с советской перестройкой. Мало того, что Михаил Горбачев вывел систему из равновесия начатой им революцией сверху. На Советский Союз почти в одночасье обрушились две масштабные катастрофы: авария на Чернобыльской атомной станции и чудовищное землетрясение в Армении. Любой из них по отдельности было достаточно, чтобы подкосить экономику страны в условиях падающих нефтяных цен, а тут сразу две, да еще каких! Что это, если не феерическое невезение?
