Революция 1917 года глазами современников. Том 1 (Январь-май) - [50]
Отсюда должно уже быть ясно, почему так много ошибок делают и наши товарищи, ставя «просто» вопрос: надо ли тотчас свергнуть Временное правительство?
Отвечаю: 1) его надо свергнуть — ибо оно олигархическое, буржуазное, а не общенародное, оно не может дать ни мира, ни хлеба, ни полной свободы; 2) его нельзя сейчас свергнуть, ибо оно держится прямым и косвенным, формальным и фактическим соглашением с Советами рабочих депутатов и главным Советом, Питерским прежде всего; 3) его вообще нельзя «свергнуть» обычным способом, ибо оно опирается на «поддержку» буржуазии вторым правительством, Советом рабочих депутатов, а это правительство есть единственно возможное революционное правительство, прямо выражающее сознание и волю большинства рабочих и крестьян. Выше, лучше такого типа правительства, как Советы рабочих, батрацких, крестьянских, солдатских депутатов, человечество не выработало, и мы до сих пор не знаем.
Чтобы стать властью, сознательные рабочие должны завоевать большинство на свою сторону: пока нет насилия над массами, нет иного пути к власти. Мы не бланкисты, не сторонники захвата власти меньшинством. Мы — марксисты, сторонники пролетарской классовой борьбы против мелкобуржуазного угара, шовинизма-оборончества, фразы, зависимости от буржуазии.
Создадим пролетарскую коммунистическую партию; элементы ее лучшие сторонники большевизма уже создали; сплотимся для пролетарской классовой работы, и из пролетариев, из беднейших крестьян на нашу сторону будет становиться все большее и большее число. Ибо жизнь будет ежедневно разбивать мелкобуржуазные иллюзии «социал-демократов» Чхеидзе, Церетели, Стекловых и пр., «социалистов-революционеров», мелких буржуа еще более «чистых» и пр. и пр.
Буржуазия за единовластие буржуазии.
Сознательные рабочие за единовластие Советов рабочих, батрацких, крестьянских и солдатских депутатов, — за единовластие, подготовленное прояснением пролетарского сознания, освобождением его от влияния буржуазии, а не авантюрами.
Мелкая буржуазия, — «социал-демократы», с.-р. и пр. и пр., - колеблется, мешая этому прояснению, этому освобождению.
Вот фактическое, классовое, соотношение сил, определяющее наши задачи.
Правда. 1917,9 апреля. № 28.
Плеханов Г.В. О ТЕЗИСАХ ЛЕНИНА И О ТОМ, ПОЧЕМУ БРЕД ПОДЧАС ИНТЕРЕСЕН
В статье о задачах пролетариата в данной революции («Правда» № 26) Ленин, изложив свои, отныне знаменитые тезисы, в заключение счел нужным обрушиться на меня грешного. Зачем это понадобилось ему, я не знаю. Но посмотрите, как лихо ведет он против меня свою кавалерийскую атаку:
«Г. Плеханов в своей газете назвал мою речь “бредовой”. Очень хорошо, господин Плеханов! Но посмотрите, как вы неуклюжи, неловки и недогадливы в своей полемике. Если я два часа говорил бредовую речь, как же терпели бред сотни слушателей? Далее. Зачем ваша газета целый столбец посвящает изложению “бреда”? Некругло, совсем некругло у вас выходит».
Я вовсе не расположен был вступать в публицистические схватки. Теперь у меня другая забота. Притом же полемика, ведомая в духе, каким пропитаны цитированные мною строки Ленина, непременно выродилась бы в петушиный бой, имеющий некоторый интерес, — да и то единственно для охотников до этой забавы, — только в эпохи политического затишья и общественного упадка. Мы же переживаем теперь период подъема, и участники петушиных боев в литературе должны возбуждать в читающей публике чувство отвращения. Но я не могу молчать. Во-первых, потому, что простодушные последователи Ленина вообразили бы, будто мне решительно нечем отразить его удалой наезд, во-вторых, по той причине, что этот наезд представляет собою лишь военную демонстрацию, предпринятую с целью защиты главной позиции, на которой расположены ленинские тезисы. Потому я и начинаю с наезда.
Ленин утверждает, что я неуклюж, неловок и недогадлив в своей полемике. Если это правда, то тем лучше для него. Однако разберем. В чем же, собственно, проявилась, моя неуклюжесть, неловкость и недогадливость? Мой развязный противник спрашивает, каким образом могли слушать бредовую речь сотни слушателей в течение целых двух часов. Затем он недоумевает, почему «Единство» посвятило целый столбец изложению бреда.
Замечу, прежде всего, что я не давал никакого отзыва о речи Ленина и не был между его слушателями. «Бредовой» назвал длинную речь Ленина товарищ репортер «Единства». Разумеется, он мог ошибиться в своей оценке. Но я позволю себе заметить, что его ошибка никак не могла бы служить доказательством моей неуклюжести, неловкости и недогадливости в полемике. Кроме того, впечатление бреда речь Ленина произвела на огромное большинство слушателей, а не только на товарища репортера «Единства». Если в этом последнем обстоятельстве Ленин увидит новое доказательство слабости моего литературного таланта, то я боюсь, как бы даже простодушные читатели «Правды» не сообразили, что неуклюжестью, неловкостью и недогадливостью отличается именно он, Ленин. Пойдем дальше. Напрасно думает мой противник, что «бредовая речь» не может привлекать к себе внимание слушателей в течение целых двух и даже более часов. И столь же напрасно уверяет он, будто изложению такой речи газеты не могут отводить места. Бред бывает иногда весьма поучителен, в психиатрическом или в политическом отношении. И тогда люди, занимающиеся психиатрией или политикой, охотно посвящают ему много времени и места. Укажу на «Палату № 6» Чехова. Она составляет целую книжку. В ней излагается самый несомненный бред, а между тем занялся же воспроизведением этого бреда большой, очень большой художник. И когда мы читаем это произведение очень большого художника, мы не смотрим на часы и нисколько не ропщем на то, что оно занимает несколько печатных листов. Напротив, мы жалеем о том, что слишком скоро доходим до последней его страницы. Это новый довод в пользу того, что бред, оставаясь бредом, может быть интересен во многих отношениях.
