Ревнивая печаль - [10]

Он покраснел, зачем-то поправил галстук.

– Да понимаю, понимаю, – сказал он, отводя глаза. – Так что-то, не сдержался… Я же здесь вообще один, каково мне? Я, знаешь, Лер, снял однажды за сто марок проститутку на Кудамм. И – противно, не поверишь! Хоть я, бывало, в Москве не пренебрегал… Страсть изображает, а все равно ведь видно, что притворяется.

– А ты думал, она тебе за сто марок вечную любовь подарит? – поинтересовалась Лера.

– Да я и подороже пробовал, в Гамбурге. За пятьсот, – не уловив иронии, возразил Андрей. – И то же самое, никакой разницы!

– Да какая же может быть разница? – Лера не выдержала и улыбнулась.

– Ну, все-таки… Это в Москве пятьсот марок мне было – тьфу, а здесь – большие деньги…

– Давай фотографию из-под стекла достанем, – попросила Лера.

– Да забирай вместе со стеклом, – махнул рукой Майборода. – Оно хорошее, специальное. Мильхглас, слышала? Молочное стекло, значит. Ни бликов, ничего. Попросишь, чтоб упаковали тебе в аэропорту.

Лера обхватила руками колени и взглянула на Митю. Он лежал, опершись на локоть, и смотрел на нее с тем выражением непонятного ей внимания, которое она так любила. Странное это было внимание – ни у кого она не видела такого, да и у самой у нее внимание выражалось совсем иначе.

Когда Леру что-то интересовало, она отдавалась своему интересу полностью, и это сразу заметно было по ее лицу. И у собеседников своих она обычно замечала то же – напряженную сосредоточенность, которая и значила, что человек абсолютно «погружен в вопрос».

У Мити было совсем другое. Он смотрел на нее, слушал – Лера видела, что он вслушивается в ее слова, в ее голос. Но она видела, чувствовала и другое: это не единственное, что он слышит… Еще – звуки, мелодии, но главное – то неназываемое, огромное, что всегда происходило в нем, даже когда он просто спал, а Лера смотрела на легкие тени под его прямыми ресницами…

Митя смотрел на нее и слушал.

– Я не могу этого объяснить, – сказала Лера, вглядываясь в его глаза. – Я просто сама не понимаю, что с ним произошло, почему он тусклый стал такой, бесцветный. Да я даже самого простого не понимаю: почему у него денег-то нет? Ведь он действительно все вывез отсюда, уезжал, как мешок набитый! А теперь – такое убожество…

– Да ведь это просто, Лер, – сказал Митя, кладя руку на ее колено. – Почему у него денег нет – это же сразу ясно. Деньги все-таки вещь мистическая – как земля, как власть. Они найдут хозяина, а кому их не иметь – тот и не удержит.

– Ты думаешь, это происходит так справедливо? – удивилась Лера.

– При чем здесь справедливость? – возразил Митя. – Я же не говорю, что они оказываются у самых достойных. Даже чаще всего совсем наоборот. Но все равно – только у тех, кто в силах удержать эту тяжесть. Мне вот иногда кажется, что я знаю, как удержать скрипку. Она от меня каждый день пытается уйти, а я иногда чувствую, как ее удержать, – и она остается со мной. А ты знаешь, как удержать жизнь, как не дать ей расплыться, развеяться. И денег у нас столько, сколько нам для этого надо.

Он заметил легкое недоумение в ее глазах и рассмеялся – как всегда, по-детски наморщив нос.

– Непонятно говорю, подружка? Ладно, это неважно! Какое нам с тобой дело до его денег?

– Нет, почему, я поняла, – немного обиделась Лера. – Это ведь и правда так, Митя! И разве только деньги? Кто не смог, тот ничего не удержал – все выдуло из рук… Помнишь Сашку Глазьева? Ну, со Сретенки, напротив моей школы жил, помнишь? У которого двадцать восемь аквариумов было дома? Он еще нефтяную биржу открыл, «Золотая рыбка» называлась, и клуб молодых миллионеров организовал. Да ты точно помнишь! – воскликнула Лера, заметив, как Митя усмехнулся и пожал плечами. – По всем программам его рекламу крутили: рыбки плещутся в аквариуме. Он мне, помню, говорил: «Мне эти рыбки удачу принесли, я им памятник поставлю у Петровских ворот – такой аквариум из пуленепробиваемого стекла, а в нем рыбки из чистого золота!» А теперь он менеджером в фирме, которая антиалкогольные таблетки продает. Без ведома больного…

Митя снова рассмеялся, услышав про таблетки.

– Ну, еще бы! – сказал он. – Если человек не понимает, что у Петровских ворот не может быть памятника его рыбкам… Таблетки без ведома – как раз по нему занятие!

– Мить, а откуда ты это знаешь? – вдруг спросила Лера. – Про деньги, про власть… Ты думал об этом?

– Да нет. – Митя пожал плечами и сел рядом с Лерой, убрав с живота пепельницу. – Об этом не думал. Но, наверное, думал о чем-то другом, во что и это уместилось. Да и не я все это выдумал, это в Библии еще написано и потом сто раз повторено.

– Про это – в Библии? – недоверчиво улыбнулась Лера. – А про нас с тобой?

– И про нас тоже. «Не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно…» И вообще – иди-ка ты ко мне! Я по тебе скучал так, что скулы сводило, а ты о рыбках безмозглых размышляешь!..

Он обнял Леру за плечи и снова откинулся назад, увлекая ее за собою. Она почувствовала, как наливается страстью все его тело, когда он рукой проводит по ее спине, прижимает к себе ее бедра. И она прильнула к нему, губами ловя его горячие губы…