Ревет и стонет Днепр широкий - [38]

Именно в эту минуту на пороге появилась бледная София Галчко.

— Панове высокое собрание! — доложила она чрезвычайно звонким от волнения голосом. — Прошу прощения, но пана презеса и пана начальника украинского войска в тот же миг, спешно, немедленно требуют к телефоническому аппарату из самого штаба!

Все члены Малой рады — и эсефы, и эсеры, и эсдеки — вскочили на ноги: из самого штаба! Должно быть, какое–то чрезвычайное известие.

Грушевский, развевая бородой, и Петлюра, оправляя френч, поспешили в соседнюю комнату, где был телефон. Винниченко обиженно пожал плечами: его, главу правительства, не позвали! Не зря он всегда говорил, что именно штаб, и никто другой, кроме штаба, и является осиным гнездом, главным средоточием контрреволюции, которое нужно уничтожить в самую первую очередь.

Грушевский приложил трубку к уху. Петлюра довольствовался дополнительной мембраной для одновременного слушания — без возможности добавить словцо и от себя.

— Алло, алло! — кричал Грушевский, забыв, что до сих пор он говорил в телефон только «агов»[2] и требовал, чтобы точно так же отзывались по телефону и сотрудники Центральной рады — для поддержания национального колорита.

Сам командующий Киевским военным округой генерал Оберучев — в порядке, так сказать, дружеской услуги коллеге по партии — считал своим долгом сообщить: Корнилов в ставке арестован. Путч, надо полагать, не состоялся, следовательно, приходится делать и выводы. Коллега Михаил Сергеевич, ясное дело, оценит эту любезность — сообщение из первых уст, весть об этом получена только что из ставки, и в дальнейшем, в случае чего, генерал рассчитывает, что и коллега Михаил Сергеевич со своей стороны…

Грушевский не дослушал, бросил трубку и полетел назад в зал заседаний — скорее передать новость, чтобы Малая рада, не дай бог, не приняла какое–нибудь неосмотрительное решение.

5

Трубку подхватил Петлюра.

Но вовсе не для того, чтобы дослушать до конца речь генерала, тем паче не для того, чтобы завести с ним разговор. Он взял трубку, но одновременно нажал на рычаг и отключился от штаба. Но тотчас же рычаг отпустил снова и крикнул в трубку:

— Алло! Барышня! Сырец! Штаб полка Богдана Хмельницкого!

Командиру полка Богдана Хмельницкого Петлюра приказал: немедленно, не теряя ни минуты, поднять и выстроить третий батальон, который еще не отправился на фронт, вывести вперед оркестр и маршировать церемониальным маршем по улицам города с пением «Ще не вмерла Україна».

— Как — очумело переспросил полковник Капкан. — Ночью? Оркестр?

— Полковник! — завопил Петлюра. — Вы слышали мой приказ? Немедленно, или вы… вы… будете расстреляны!

И Петлюра положил трубку на рычаг.

Оторопевшей панне Софии он приказал:

— Сотника Наркиса ко мне!

Наркис тоже получил приказ:

— По коням всю сотню и скакать по улицам города из конца в конец, выкрикивая: «Долой Корнилова! Смерть контрреволюции! Да здравствует Центральная рада!»

И через пять минут по улицам притихшего, с затемненными уже окнами, но еще не уснувшего Киева — по Владимирской, Фундуклеевской, Крещатику и далее на Печерск, а затем на Демиевку, потом обратно по Васильковской и Мариино–Благовещенской на Шулявку, по Дмитриевской на Подол и снова по Александровской на Крещатик — поскакали, стуча копытами, борзые кони.

Развевая черными шлыками, по улицам города скакали гайдамаки — черная «сотня» личной охраны начальника вооруженных сил Украинской центральной рады. Копыта вызванивали о мостовую, сабли звякали ножнами, кони ржали, окна раскрывались, люди выбегали на темные балконы, — выглядывали из подворотен, собаки подняли неистовый лай. Но все перекрывал рокот баса–профундо Наркиса:

— Долой Корнилова!.. Смерть контрреволюции!.. Да здравствует Центральная рада!..

И этот вопль подхватывали сто гайдамацких глоток.

Ориентацию следует всегда определять немедленно, без какой бы то ни было проволочки. И Петлюра определил ее мгновенно. Корнилов провалился — ну и черт с ним! Пускай в России и дальше господствует Временное правительство, а на Украине — Центральная рада. И Центральная рада, чтоб вы знали, против контрреволюции и за революцию! И это она, Центральная рада, — чтоб знали вы все, — первой сказала, даже прокричала свое революционное слово! Украина должна знать об этом, и безотлагательно!

По улицам Киева скакали гайдамаки Петлюры, бряцали саблями и вопили — и теперь киевляне должны были знать, что первой против контрреволюционного мятежа, первой против наглого претендента на кровавую диктатуру выступили именно вооруженные силы Центральной рады… Уж не они ли это, гайдамаки Центральной рады, и свалили его, — ишь, глядите, как сверкают саблями, словно бы только что обагрили их кровью кровавого диктатора, ишь, слышите, как вопят — смерть?.. Может, это Центральная рада и спасла революцию?.. С чего бы выводить войско среди ночи и пугать весь город грохотом оркестра медных инструментов, исполняя «Ще не вмерла…»?

СЕНТЯБРЬ

СВАДЬБА НА ВИНОГРАДНОМ

1

Эта свадьба была шумной, в свадебный «банкет» был и вовсе скромный.

На столе дымился картофель «в мундире», лежал хлеб, нарезанный тоненькими ломтиками, — ибо по карточкам выдавалось уже только фунт на день, да еще кольцо конской колбасы — конской колбасой прибыльно прибыльно торговало на базаре интендантство кавалерийского ремонта армии. Морковный чай кипел, посвистывая, в жестяном «кондукторском» чайнике.