Республика ШКИД - [16]

– Брось, Янкель. Чего животную мучаешь, – лениво пробовал защитить «животную» Воробей, но Янкель продолжал свое.

– Янкель, не мучь кошку. Ей тоже небось больно, – поддержал Воробья Косарь.

Кошкой заинтересовались и остальные. Сперва глядели безучастно, но, когда увидели, что бедной кошке невтерпеж, стали заступаться.

– И чего привязался, в самом деле!

– Ведь больно же кошке, отпусти!..

– Потаскал бы себя за хвост, тогда узнал бы.

В спальню вошел воспитатель.

– Ого, Батька пришел! Дядя Сережа, дядя Сережа, расскажите нам что-нибудь, – попробовал заигрывать Цыган, но осекся.

Батька строго посмотрел на него и отчеканил:

– Громоносцев, не забывайтесь. Я вам не батька и не Сережа и прошу ложиться спать без рассуждений.

Дверь шумно захлопнулась.

Долго ворочались беспокойные шкидцы на поскрипывающих койках, и каждый по-своему обдумывал случившееся, пока крепкий, властный сон по одолел их тревоги и под звуки разучиваемого Верблюдычем мотива не унес их далеко прочь из душной спальни.

* * *

Рано утром Янкель проснулся от беспокойной мысли: цел ли табак?

Он попытался отмахнуться от этой мысли, по тревожное предчувствие но оставляло его. Кое-как одевшись, он встал и прокрался в зал.

Вот и кафедра. Янкель, поднатужась, приподнял ее и, с трудом удерживая тяжелое сооружение, заглянул под низ, по табаку не увидел.

Тогда, потея от волнения, он разыскал толстую деревянную палку, подложил ее под край кафедры, а сам лег на живот и стал шарить. Табаку не было. Янкель зашел с другой стороны, опять поискал: по-прежнему рука его ездила по гладкой и пыльной поверхности паркета.

Он похолодел и, стараясь успокоить себя, сказал вслух:

– Наверное, под другой кафедрой.

Опять усилия, ползание и опять разочарование. Под третьей кафедрой табаку также не оказалось.

– Сперли табак, черти! – яростно выкрикнул Янкель, забыв осторожность. – Тискать у товарищей! Ну, хорошо!

Злобно погрозив кулаком в направлении спальни, он тихо вышел из зала и зашел в ванную.

Когда он снова показался в дверях, на лице его уже играла улыбка. В руке он держал плотно запечатанную четвертку табаку.

* * *

– Элла Андреевна! А как правильно: «ди фенстер» или «дас фенстер»?

– Дас. Дас.

Эланлюм любила свой немецкий язык до самозабвения и всячески старалась привить эту любовь своим питомцам, поэтому ей было очень приятно слышать назойливое гудение класса, зазубривавшего новый рассказ о садовниках.

– Воронин, о чем задумался? Учи урок.

– Воробьев, перестань читать посторонние книги. Дай ее сюда немедленно.

– Элла Андреевна, я не читаю.

– Дай сюда немедленно книгу.

Книга Воробьева водворилась на столе, и Эланлюм вновь успокоилась.

Когда истек срок, достаточный для зазубривания, голос немки возвестил:

– Теперь приступим к пересказу. Громоносцев, читай первую строку.

Громоносцев легко отчеканил по-немецки первую фразу:

– У реки был берег, и на земле стоял дом.

– Черных, продолжай.

– У дома стояла яблоня, на яблоне росли яблоки.

Вдруг в середине урока в класс вошел Верблюдыч и скверным, дребезжащим голосом проговорил, обращаясь к Эланлюм:

– Ошень звиняйсь, Элла Андреевна. Виктор Николайч просил прислать к нему учеников Черний, Громоносцев унд Воробьев. Разрешите, Элла Андреевна, их уводить.

– Не Черный, а Черных! Научись говорить, Верблюд! – пробурчал оскорбленный Янкель, втайне гордившийся своей оригинальной фамилией, и захлопнул книгу.

По дороге ребята сосредоточенно молчали, а обычно ласковый и мягкий Верблюдыч угрюмо теребил прыщеватый нос и поправлял пенсне.

Невольно перед дверьми кабинета завшколой шкидцы замедлили шаги и переглянулись. В глазах у них застыл один и тот же вопрос: «Зачем зовет? Неужели?»

Викниксор сидел за столом и перебирал какие-то бумажки. Шпаргонцы остановились, выжидательно переминаясь с ноги на ногу, и нерешительно поглядывали на зава.

Наступила томительная тишина, которую робко прервал Янкель.

– Виктор Николаевич, мы пришли.

Заведующий повернулся, потом встал и нараспев проговорил:

– Очень хорошо, что пришли. Потрудитесь теперь принести табак!

Если бы завшколой забрался на стол и исполнил перед ними «танец живота», и то тройка не была бы так удивлена.

– Виктор Николаевич! Мы ничего не знаем. Вы нас обижаете! – раздался единодушный выкрик, но завшколой, не повышая голоса, повторил:

– Несите табак!

– Да мы не брали.

– Несите табак!

– Виктор Николаевич, ей-богу, не брали, – побожился Янкель, и так искренне, что даже сам удивился и испугался.

– Вы не брали? Да? – ехидно спросил зав. – Значит, не брали?

Ребята сробели, но еще держались.

– Не-ет. Не брали.

– Вот как? А почему же ваши товарищи сознались и назвали вас?

– Какие товарищи?

– Все ваши товарищи.

– Не знаем.

– Не знаете? А табак узнаете? – Викниксор указал на стол. У ребят рухнули последние надежды. На столе лежали надорванные, помятые, истерзанные семь пачек похищенного табаку.

– Ну, как же, не брали табак? А?

– Брали, Виктор Николаевич!

– Живо принесите сюда! – скомандовал заведующий.

За дверьми тройка остановилась.

Янкель, сплюнув, ехидно пробормотал:

– Ну вот и влопались. Теперь табачок принесем, а потом примутся за нас. А на кой черт, спрашивается, брали мы этот табак!