Решальщики. Развал/схождение - [11]

— Примите мои соболезнования, — сглотнув подступивший к горлу ком, хрипло сказал Купцов.

— Да, жаль. Совсем молодая девка была, — безо всякой интонационной жалости, дежурно подтвердил Дмитрий. — Да, и самый последний вопрос, что называется «на ход ноги». Скажите, разлюбезная, не известен ли вам, часом, такой персонаж как белый маг Серафим?

— Сука он! — лаконично, ни на секунду не задумываясь, откомментировала бонус-вопрос гадалка.

— Как-как?

— Тебе по буквам разжевать?

— Нет, нам с товарищем желательно в красках и подробностях, — заинтригованно попросил Петрухин. — Да, если эта информация требует… хм… дополнительного финансирования…

— Если вы прижучите этого урода и отберете у него лицензию, я вам сама приплачу. Денег соберу со всего нашего… э-э…

Здесь госпожа Гусева застопорилась в подборе правильного термина.

— Цеха? — подсказал Леонид.

— Кагала? — предложил свою версию Дмитрий.

— Профсоюза! — огрызнулась гадалка.

— Очень интересно. Ну что ж, с удовольствием послушаем. Инспектор Купцов!

— Я!

— Рассупониваемся обратно!..

* * *

«И они посидели еще немного. А потом еще немного… и ещё немного… пока, увы, совсем ничего не осталось».[6] В данном конкретном случае «не осталось» во внутримозговых информационных массивах ворожейки-надомницы. Но кое-что любопытное там, судя по всему, сыскалось. Так как, когда решальщики окончательно покинули адрес Гусевой, стрелка на часах перевалила далеко за полдень.

— И что ты обо всем этом думаешь?

— Покамест я думаю, что визит к мадам Маргарите оказался крайне пользителен, — отозвался Дмитрий. — А вот всё остальное нужно всесторонне обкашлять. Ну чего, заедем куда-нить пожрать и двинем в контору?

— Может, ну его на фиг? Это я не про еду, разумеется. Про контору.

— Здрасьте! У нас же вечером заслушивание. У товарища Брюнета. Забыл?

— Блин, точно, — поморщился Купцов. — Совсем из башки вылетело.

— Да у вас, инспектор, налицо все признаки прогрессирующего склероза. Смотри, дружище: запустишь — может оказаться чревато.

— Чревато чем?

— Не то худо, когда забываешь застегивать ширинку. Гораздо хужее, когда забываешь ее расстегнуть.

— Слабовато. На гомерический хохот не тянет.

— Извини, чем богаты. Так куда направимся питаться?

— Димк, а давай ты лучше меня возле метро выкинешь? — немного смущаясь, попросил Леонид.

— На кой?

— Пока ты обедаешь, я как раз успею к Яне проскочить — ей сегодня гипс снимают. Да не криви рожу-то! Я ненадолго.

— Плавали — знаем. Это ты другим звени про «ненадолго», — заворчал напарник. — А не мне, человеку долга.

За разговорами решальщики добрели до микроавтобуса и, загрузившись, покатили в сторону центра. Впрочем, всего через каких-то сто метров встали, упершись в «пробочку».

— Слушай, «человек долга», помнишь, я как-то просил тебя аккуратненько опросить Брюнета?

— На предмет?

— На предмет Янкиного мужа.

— А-а. Было дело под Полтавой.

Ярко-малиновые пятна стоп-сигналов стоящего впереди «жигуленка» погасли — вереница машин медленно тронулась. В образовавшуюся перед «Фердинандом» брешь тотчас попытался влезть «мерс» из неподвижного левого ряда, однако Дмитрий резво газанул вперед. «Мерс» возмущенно засигналил в адрес «ржавого ведра». В ответ Петрухин поставил локоть правой руки на клаксон и замер в позе роденовского «мыслителя». От оригинала его сейчас отличало разве что выражение лица да выставленный в приоткрытое окно средний палец. Остальные, разумеется, оказались поджаты.

— Прекрати, — скривился Купцов, которого все эти американские штучки страшно раздражали.

— А че он борзеет? — буркнул Дмитрий.

Но локоть с клаксона снял. И убрал из окна палец.

— Так ты спросил у Брюнета? — нетерпеливо напомнил Леонид.

— Допустим.

— Ну и? Есть чего сказать?

— Кое-что есть, — неохотно подтвердил Петрухин.

— Блин! Хорош уже издеваться! Рассказывай!

— Экий вы пылкий. Влюбленный… Короче, если в двух словах — Асеева вдова. Так что все пути тебе открыты.

— А если в трех?

— А если в трех: покойный муж Яны Викторовны работал на Брюнета и был известен под кличкой Сева Осетинский. Его застрелили пять лет назад.

— Фига се! — обалдело выдохнул Купцов. — А… а почему «осетинский»? Типа, кавказец?

— Нет, типа славянин. Просто обожал осетинские пироги. Остальную жизненно-важную информацию об этом человеке вы, инспектор, можете получить от своих друзей из ОРБ. Или ознакомиться с ней в цельно-стыренной и растиражированной на дисках базе данных РУБОП.

— А с чего ты вдруг со мной таким тоном?

— А с того, друг мой, что я, конечно, обожаю собирать сплетни. Но! Очень не люблю их пересказывать, — отчеканил Дмитрий. — И на этом всё… Проехали… Вернее — поехали. К метро… И учти — чтоб к семнадцати нуль-нуль был как штык. Я в одиночку за всех и вся отдуваться не собираюсь. Невзирая на твои героические «заслуги выходного дня».

* * *

Болезненно морщась, Федор Николаевич потянулся за трубкой радиотелефона и по памяти плохо слушающимися пальцами набрал номер.

Снова безрезультатно: абонент продолжал пребывать вне зоны доступа.

В принципе, в этом не углядывалось бы никакой трагедии, кабы не странный утренний звонок из банка. Скорее всего, позвонивший — судя по голосу, совсем еще зеленый «клерчонок», — банально запутался в цифрах счета, но спокойствия пущего ради хотелось убедиться в этом лично. Вот только Лощилин, как назло, куда-то запропастился.