Репортер Кэйд - [4]

Он застонал. Не открывая глаз, коснулся ладонью лба. Адски болела голова. Сколько он проспал? Вроде бы немного. Солнце светило вовсю.

— Господин Кэйд… Ну, пожалуйста…

Он с трудом поднялся и сел. Рискнул приоткрыть глаза. Возле него стоял какой-то человек. Кэйд прикрыл глаза ладонями.

— Господин Кэйд, дорога каждая минута. Нет времени…

Несколько мгновений Кэйд выжидал, потом отвел ладони от лица и всмотрелся в человека, который говорил. Перед ним стоял негр.

— Господин Кэйд, шествие начнется через полчаса. Как вы себя чувствуете? Вы здоровы? — с беспокойством спросил негр. Он был высок, худ и еще совсем молод. Белая рубашка с распахнутым воротником, черные отутюженные брюки.

— Что ты здесь делаешь? — хрипло проговорил Кэйд. — Как ты сюда попал?

— Я не хотел испугать вас, господин Кэйд. Я Сонни Смолл, секретарь комитета защиты гражданских прав.

Кэйд неподвижно смотрел на него, чувствуя, как кровь отхлынула от лица.

— Моя подружка здесь работает, понимаете, господин Кэйд? — Смолл говорил торопливым шепотом. — Она мне позвонила и сказала, что вы пытались связаться с редакцией, но вас не соединили. Она рассказала, что вас заперли здесь. Как только я узнал об этом, сразу примчался сюда. Она мне дала запасной ключ. Мы можем воспользоваться служебным лифтом, за ним никто не наблюдает.

Паника охватила Кэйда.

— Господин Кэйд, у нас совсем мало времени, — снова повторил Смолл. — Вот ваша камера, я все для вас здесь приготовил.

Он сунул в трясущиеся руки Кэйда "минольту".

— Может, нужно помочь что-нибудь донести?

Кэйд глубоко, с присвистом вздохнул. Прикосновение металла камеры вывело его из шокового состояния.

— Убирайся вон! — сказал он, злобно глядя на Смолла. — Оставь меня в покое. Вон отсюда!

— Вам плохо, господин Кэйд? — Смолл удивленно смотрел на него.

— Вон! — Кэйд перешел на крик.

— Не понимаю… Ведь вы же приехали помочь нам… Да? Мы утром получили телеграмму о том, что вы прибываете. Что случилось, господин Кэйд? Мы ведь все вас ждем. Шествие начнется ровно в три..

Кэйд поднялся. Держа "минольту" в правой руке, левой он указал на дверь.

— Уходи. Плевать мне, когда начнется ваш марш. Все. Убирайся!

— Вы не можете так… — мягко проговорил Смолл. В его глазах было столько понимания и сочувствия, что Кэйду стало тошно. — Пожалуйста, выслушайте меня. Вы величайший в мире фоторепортер. Мои друзья и я годами следили за вашей работой. Мы коллекционировали ваши фотографии. Эти снимки… Голод в Индии, пожар в Гонконге. Все это — уникальная летопись человеческих страданий. Господин Кэйд, у вас есть то, чего нет у других фотографов: сочетание непревзойденного таланта с обостренным чувством гуманности… Наш марш начнется в три часа. Нас, безоружных, ждут более пятисот человек — с дубинками, пистолетами, слезоточивым газом. Мы это знаем, но мы все равно пойдем. К вечеру большинство из нас будет истекать кровью, многие попадут в больницы, но мы сделаем, как решили, потому что хотим выжить в этом городе. Многие из нас боялись, но когда услышали, что вы будете с нами, чтобы увековечить все в снимках, наш страх поубавился, поверьте. Мы знали: что бы ни случилось с нами сегодня, все будет зафиксировано и мир об этом узнает, увидит, как было дело. Ваши снимки объяснят людям, чего мы пытаемся добиться. Вся наша надежда на вас. Благодаря вам люди, может быть поймут, чего мы хотим. Вся наша надежда на вас. Понимаете?. Вам страшно? Конечно, вы боитесь, я понимаю. Я тоже боюсь. Нам всем страшно. Но я не верю, что такой человек, как вы, с таким талантом, откажется пойти сегодня с нами.

Кэйд неторопливо подошел к письменному столу.

— Вы выбрали не того героя, — сказал он, стоя спиной к Смоллу. — А теперь уходи, черномазый, и больше не появляйся.

Последовала долгая пауза. Затем Смолл тихо произнес:

— Очень жаль, господин Кэйд… вас жаль…

Когда дверь тихо закрылась за ним и повернулся ключ в замочной скважине, Кэйд нетвердой походкой подошел к кровати и сел, упершись кулаками в колени. Некоторое время он пребывал в оцепенении, принуждая разум отключиться.

Пронзительный женский крик донесся с улицы сквозь закрытые окна. Кэйд прислушался. Крик повторился снова.

Дрожащими руками репортер распахнул дверь и вышел на балкон.

После прохладного кондиционированного воздуха комнаты влажная духота улицы сразу облепила его тело. Вцепившись в перила, он слегка наклонился и посмотрел вниз.

Сонни Смолл стоял посередине улицы: кулаки его были сжаты. Под ослепительными лучами солнца его рубашка казалась ослепительно белой, а кожа — ослепительно черной.

Он бросил взгляд сначала направо, потом налево и махнул рукой кому-то, кого Кэйд не мог сверху рассмотреть.

— Уходи, Тэсс! Не подходи ко мне! — закричал он сдавленным голосом.

Кэйд бросил взгляд вправо. Трое белых мужчин бежали по улице к Смоллу. Все трое — здоровенные, как на подбор. В руках — дубинки.

Репортер взглянул налево. Оттуда к Смоллу бежали еще двое с дубинками. Эти, правда, не особенно торопились. Классическая ловушка: Смоллу бежать было просто некуда.

Кэйд бросился в комнату. Торопливо схватил камеру, перевернул сумку, вытряхнув на кровать ее содержимое. Взяв тяжеленный телевик, он вышел на балкон. Годы практики сделали его движения уверенными, быстрыми, — автоматическими. Объектив сел на свое место в мгновение ока. Не думая, автоматически он поставил выдержку на цифру 1/125, а диафрагму на 16. Сбегающиеся громилы и одинокая фигура негра в белоснежной рубашке слились в видоискателе в зловещий движущийся узор.