Репортажи - [8]

Когда в 173-м служили молебен по солдатам, погибшим под Дакто, на плацу выстроили ботинки убитых. Такова старая традиция воздушно-десантных войск, но даже знакомство с ней не делает церемонию менее неестественной: рота пустых башмаков выстраивается в тени, принимая благословение, в то время как его истинные адресаты отправлены в пронумерованных мешках домой посредством так называемого «Бюро путешествий для покойников». Многие из присутствующих восприняли башмаки как торжественный символ и погрузились в молитву. Другие следили за происходящим с невольным уважением, третьи фотографировали церемонию, а некоторые просто думали, какое это все гнусное дерьмо. Они-то там не видели ничего, кроме еще одного комплекта запчастей, и, если бы в этих ботинках опять замаршировали живые ноги, они бы не стали объяснять это вмешательством святого духа.

Дакто — это всего лишь командный пункт боя без поля битвы, развернувшегося тридцатимильной дугой по холмам на северо-восток и юго-запад от небольшой базы с аэродромом с начала ноября по День благодарения 1967 года. Бой непрестанно разрастался, пока не принял крайне жестокие и вышедшие из-под контроля формы. В октябре подверглись минометно-ракетному обстрелу позиции располагавшегося в Дакто небольшого контингента войск специального назначения, были высланы патрули, столкнувшиеся с патрулями противника, роты расчленяли сражение и разбрасывали его по холмам серией отдельных схваток, позже выдаваемых за стратегию. В дело втягивались батальоны, затем дивизии, затем усиленные дивизии. Во всяком случае, было достоверно известно об участии в операции усиленной дивизии с нашей стороны и предполагалось участие такой же дивизии противника, хотя многие и думали, что вьетнамцам было достаточно пары легких мобильных полков, чтобы добиться результатов, которых они добивались на этих высотах три недели подряд, а нашему командованию только и оставалось, что утверждать, будто мы загнали противника на высоту 1338, на высоту 943, на высоту 875 и 876. Противоположные же предположения оставались невысказанными, да и вряд ли в них была нужда. А затем, вместо того чтобы чем-то завершиться, сражение просто прекратилось. Собрав снаряжение и большую часть убитых, вьетнамцы просто «исчезли» однажды ночью, оставив нашим войскам несколько трупов: подсчитывать и пинать ногами.

«Прямо война с япошками» — так назвал один паренек-солдат это сражение, жесточайшее во Вьетнаме после ведущихся уже два года до этого боев в долине Ладранг и единственное после них, в котором огонь наземных войск достигал такой интенсивности, что санитарные вертолеты не могли сквозь него совершать посадку. Раненых не вывозили с поля боя часами, а то и днями. Умерли многие, кто мог бы быть спасен. По тем же причинам были трудности с подвозом боеприпасов, поэтому превратились в реальность и вызвали панику опасения о нехватке патронов. В наихудший момент сражения штурмующий высоту 875 батальон парашютистов попал в засаду, развернутую с тыла, где наличия противника не предполагалось. Три роты оказались отрезанными и прижатыми к земле и в течение двух дней уничтожались в этой ловушке шквальным огнем. Впоследствии, когда репортер спросил у одного из выживших, что, собственно, произошло, тот ответил: «Ни хрена себе вопросик. Разнесли нас в пух и прах, вот что». Когда корреспондент принялся записывать ответ, парашютист сказал: «Можете добавить: „растерли в порошок". Когда вьетнамцы отошли, мы долго еще потом стряхивали с деревьев „собачьи ярлыки"»^[8].

Даже после ухода противника оставались проблемы транспортировки и тылового обеспечения. Из большого сражения выводят часть за частью, солдата за солдатом. Ежедневно лил нескончаемый дождь, перегруженная взлетно-посадочная полоса в Дакто вышла из строя, многие подразделения перебрасывались к большей полосе в Контуме. Некоторые даже очутились в Плейку, в пяти-десяти милях южнее, где должны были переформироваться и транспортироваться в свои базовые соединения в расположении 2-го корпуса. Живые, раненые и мертвые грузились в переполненные вертолеты. Парням казалось естественным пробираться по трупам в поисках свободного местечка и обмениваться шуточками о том, как смешно смотрятся эти давшие дуба сукины дети.

По всему аэродрому в Контуме сидели группками сотни солдат, разбившиеся по подразделениям и ожидающие следующей транспортировки. За исключением обложенных мешками с песком хижины оперативного отдела и госпитальной палатки, негде было даже укрыться от дождя. Кое-кто пытался соорудить из плащ-накидок совершенно бесполезные укрытия, многие спали прямо под дождем с каской или вещмешком под головой вместо подушки, многие просто сидели в ожидании или стояли по сторонам. Лица их были глубоко укрыты под капюшонами накидок. Идя между ними — молчащими и только следящими за тобой движениями зрачков,— ты начинал ощущать, будто за тобой следят из сотен изолированных пещер. Каждые минут двадцать приземлялся вертолет, из него выгружались солдаты. Затем в него грузились другие, вертолет взлетал и шел то в Плейку, в госпиталь, то снова в район Дакто, где проводились операции по прочесыванию местности. Винты вертолетов двойным захватом прорезали дождь, разбрызгивая его по сторонам косыми струйками ярдов на пятьдесят. Одно сознание того, что перевозили в этих вертолетах, придавало брызгам неприятный привкус, сильный и горький. Не хотелось, чтобы они высыхали на лице.