Репортаж из морга. Как судмедэксперт заставляет говорить мертвых - [64]

Я подхожу к телу не сразу.

Не концентрировать все свое внимание на жертве с первых секунд – этот навык я взращиваю у своих учеников до уровня обсессии. Иначе можно отвлечься и упустить важную подсказку.

Холодно. Среди собравшихся есть дальновидные, экипированные хорошо – они пока держатся, и те, кто собирался в путь, не подумав, – эти капитулируют один за другим.

Судмедэксперт, как и крестьянин, должен думать о погоде каждый день. Пойдет дождь или не пойдет? Подморозит или нет? И о местности: топкий ли это участок, сухой, каменистый? Надеть сапоги или высокие ботинки? Поэтому в университетской больнице надо мной часто смеются, когда я прихожу с утра: «А ты не запаришься? Видел, как солнце палит? Зачем ты надел эти штиблеты?» Но я не обращаю на них внимания, думая о том, как приятно быть хорошо экипированным ледяным ранним утром.

Мы стоим в четырех-пяти метрах от тела, которое лежит в канаве, прямо у ограждения. Между пятном крови у таблички номер один и телом видно еще несколько маленьких красных пятен, испачкавших щебень и траву на откосе.

Я приближаюсь к жертве, лежащей на левом боку. Голова трупа, обращенная к полю, лежит на вытянутой руке. Левая кисть вдавлена в почву на склоне и, кажется, глубоко поцарапана. Мужчина одет тепло, на нем рюкзак. Значит, было два рюкзака? Да, два. Первый пустой, а этот? Я не знаю. Жандармы тоже, потому что они не прикасались к телу, ожидая меня.

Я подхожу еще ближе, чтобы подробно рассмотреть лицо, которое освещаю фонариком. И вот он, шок: на меня смотрят два широко раскрытых глаза, лишенные век. Но дело еще хуже: видны все зубы во рту, даже те, что расположены глубоко. Потому что у трупа нет ни губ, ни щек. Видно все до костей. Уши тоже отсутствуют.

Одним словом, ужас. Кожа отсутствует от середины головы до основания шеи. Как и мышцы. Ниже, на уровне грудины, зияет трахея, а гортани нет. Видны все шейные позвонки.

Настоящее скальпирование лица и шеи до груди. Поразительно. Даже индейцы не снимают столько кожи, когда хотят произвести впечатление на своих противников в ковбойских фильмах. И, говоря о скальпах и индейцах: края ран выглядят так, как будто кожу срезали ножом… Что возвращает нас к «бабочке».

Старший следователь излагает мне свою точку зрения, вспоминая табличку номер один, начало событий.

– Доктор, здесь на земле лужа крови. Но на посту и рядом с ним никакой крови нет, как и нигде вокруг, как бывает при ранениях артерии. Я считаю, что кровотечение было длительное, но не артериальное. Или что-то помешало крови выплескиваться.

– Может, тот, кто нападал?

– Хм… Видимо, что-то произошло в районе этого пятна, – продолжает старший следователь.

– В любом случае я уверен в одном: кожу сняли, когда он был уже мертв. На костях крови нет.

На лице у старшего следователя легкая улыбка.

– Идем дальше?

– Идем дальше.

Я возвращаюсь к изуродованному телу.

Удаление лица – хороший способ затруднить установление личности жертвы и замедлить расследование, а удалив и шею, можно избавиться от улик.

Его задушили? Нельзя сказать, гортани больше нет. Перерезано горло? Но нет и шеи.

Я внимательно осматриваю руки, пальцы, запястья. Руки грязные, в крови, ногти в земле; на склоне рядом видны следы царапания.

Дальше идти нет смысла, вряд ли то, что я там увижу, поможет при осмотре жертвы. Под ногами перекатывается щебень, нужно постоянно останавливаться, чтобы пропустить поезд, да и холодно. Необходимо сохранить все улики. Я оборачиваю кисти и голову трупа в большие кульки из крафтовой бумаги, чтобы при транспортировке ничего не потерялось.

Наконец измеряю температуру тела: надрезаю кожу на животе на сантиметр и ввожу зонд в область печени: 4,2 °C. Любопытно. Температура окружающей среды – +7 °C. Я редко видел трупы холоднее, чем окружающая среда. По крайней мере, из тех, что не были заморожены.

Тело отправляется в институт судебной медицины для дальнейшего исследования.

На следующий день после короткой ночи, проведенной в теплых объятиях моей любимой, как обычно, нужно разбудить детей. Ситуация, знакомая всем родителям. И как всегда, в будние дни мы не можем их добудиться до последнего, а по выходным те же самые дети будят фанфарами нас в семь утра.

Когда я приезжаю в университетский центр, с удивлением обнаруживаю, что все уже в полном сборе вокруг кофеварки. Команда уже в курсе свежих новостей: подумайте только, шефа вызвали во время дежурства на дому, заставили часами мерзнуть на железнодорожных путях, значит, дело того стоит. И раз уж шеф торчал там несколько часов, лучше приехать пораньше, случай точно исключительный. Вот и кофе подоспел.

Мари хочет знать абсолютно все. И она не единственная. Мне нравится продлевать томительное ожидание: я цежу информацию, заставляя себя упрашивать. И лучшее я приберегаю напоследок: отсутствие лица, аккуратно оторванного со всей шеей. Но мои обычные шутки выходят боком – мне никто не верит.

Прибывшие тем временем жандармы хранят молчание и отказываются подтвердить или опровергнуть информацию о том, что у трупа нет лица. Я предлагаю делать ставки, но меня никто не слушает.

– Ладно. Не верите? Хорошо, я проведу вскрытие самостоятельно. Без ассистентов.