Репортаж без микрофона - [70]

В тот день мы с Владимиром Маслаченко не раз заглядывали в этот зал. Дело в том, что курс аргентинского крузейро менялся по несколько раз в день. Если утром он составлял, скажем, шестьдесят крузейро за один доллар, то через час мог подскочить до ста крузейро. Вот мы и решили подкараулить момент, когда курс подскочит до максимума.

Моя очередь «дежурить». Сижу, спокойно беседуя с Чарльтоном, билет на Мендозу — в кармане. Одним глазом посматриваю на электротабло: не упустить бы момент взлета валютного курса.

Вдруг вокруг все забурлило, пришло в движение. До того спокойные, мои коллеги, включая и Бобби Чарльтона, разом поднялись с мест, куда-то бросились. Инстинктивно вскочил и я. Оглядываюсь, вижу — все бегут к секции с буквой «П», на ходу вытаскивая из сумок, магнитофоны, фотокамеры. Шум, гвалт, сверкают вспышки. Высоко над головами вытянуты руки с фотоаппаратами, с микрофонами.

Все прояснилось так же мгновенно, как и началось: пришел Пеле. Его встречали как мессию. Все забыто, заброшены все дела. Главное сейчас — всеми правдами и неправдами взять у Пеле интервью, записать хоть одну его фразу, поймать хоть в один кадр.

Когда я читаю у некоторых авторов спортивных книг о деталях их беседы с Пеле в дни чемпионата, не могу сдержать улыбки. Интересно узнать, где они ухитрились с ним встретиться и даже побеседовать? Думаю, что в большинстве случаев желаемое просто выдавалось за действительное.

Ореол таинственности, как видно, так и останется вечным спутником Пеле. Ни в закрытых, ни в открытых комментаторских кабинах я его не встречал. Собственный корреспондент Центрального телевидения Игорь Кудрин подтвердит, сколько трудов и ухищрений стоило ему организовать интервью с Пеле. Кудрин изловил Пеле у самого входа… в мужской туалет.

Как в спорте, так и в театре есть люди, обладающие удивительным даром максимального самовыражения в самый нужный, самый ответственный момент. Чем ответственнее спектакль или матч, тем лучше они играют, в то время как другие волнуются, могут все испортить. Редкий дар вдохновения…

Таким был Пеле. Потому он ярче всего запомнился на мексиканском чемпионате 1970 года и особенно в финальном матче со «Скуадрой адзуррой». Чем напряженнее была ситуация, тем ярче блистал Пеле.

Ситуация осложнилась раньше, задолго до начала чемпионата. В Конфедерацию футбола Бразилии и лично Пеле накануне кто-то послал анонимные письма с грозным предупреждением: «В день самого важного матча Пеле будет похищен! Бояться нечего, его жизни не угрожает опасность, в плену он пробудет всего несколько часов».

Такие случаи имели место. Достаточно вспомнить о похищении с целью выкупа испанца Кини. Были приняты меры: к Пеле прикрепили двух детективов, которые днем и ночью караулили его. Футболист приближался к тридцатилетнему возрасту и чувствован, что это — последний чемпионат. (В двух предыдущих он не доиграл до конца из-за тяжелых травм, о которых я уже говорил). Он был единственным на земле футболистом, который мог — именно здесь, в Мексике, — завоевать третью золотую медаль чемпионата мира, став «Три-кампеоне». Такого шанса больше не представится. И вот Пеле нанимает еще двух частных детективов — так спокойнее.

…Мы ведь говорили об удивительном даре Пеле играть тем лучше, чем напряженнее и ответственнее ситуация. И Пеле выдавал такую игру, что порой казалось — на поле находится человек из другого мира, другой планеты, будущего…

Тщетно силились журналисты и комментаторы взять интервью у Пеле в день чемпионата. Его охраняли четыре детектива. Двоих все узнавали, еще двое оставались совершенно неопознанными. Пеле был неприступен для прессы. Пусть другие делают прогнозы и раздают интервью, а он будет играть — и выиграет.

Когда бразильцы с блеском победив в финале итальянцев 4:1, стали-таки «Три-кампеоне», на экране крупным планом появились чьи-то бутсы с изогнутыми шипами, с травинками, застрявшими между шипами, с крапинками грязи на подметке. Голос за кадром пояснил, что это бутсы Пеле, в которых он играл в финале два часа тому назад, и что остальная часть его спортивной амуниции — трусы, майка, гетры — разодраны в клочья на сувениры болельщиками, высыпавшими на поле стадиона «Ацтека». Бутсы в этом переполохе каким-то образом избежали участи стать сувениром. Диктор продолжал: «Они сейчас не так уж и дорого стоят, всего 10–15 тысяч долларов, а через пару лет будут оцениваться в десять раз дороже».

Пеле покидал Мексику, не согласившись ни на одно интервью. С этим мексиканские телевизионщики смириться не могли — и уже на трапе самолета, в последнее мгновенье перед возвращением домой, Пеле все-таки задали вопрос, один-единственный (на большее не хватало времени): «Вы счастливы?» Пеле появился на экране с неизменной улыбкой на лице: «Счастлив ли я?» — снова улыбка.

Пеле застенчиво переступил с ноги на ногу:

— Я приехал в Мексику в ранге «короля футбола». Думаю, что многие играют в футбол не хуже меня, и не меньше меня достойны носить это звание. Но раз вы все так считаете и хотите, пусть будет по-вашему. После победы в Мексике кто-то написал, другие — подхватили, и меня начали величать «футбольным божеством». Да простит вас святая Гваделупа! Я думаю, это не совсем справедливо. Но раз вы все так считаете и хотите, пусть будет по-вашему. Отвечая же на ваш вопрос, счастлив ли я? (опять сверкнула обворожительная улыбка) скажу так: мексиканское небо было безоблачным для меня.