Реплики в сборе: Литературные пародии - [2]

Мои и Дмитрия шаги.

Юрий Головин

Мечтая приобщиться к чуду,

враг ежедневной суеты,

я постоянно был и буду

с родной историей на «ты».

Идем Москвою — руки в брюки

(вокруг сплошная лепота!) —

два Юры — я и Долгорукий,

и с нами — Ваня Калита.

Доходим до Замоскворечья,

я вдохновеньем обуян,

чуть притомились, а навстречу

идет еще один Иван.

А Калита — мужик серьезный,

он говорит Ивану — Ишь,

ты что-то нынче, Ванька, грозный,

войти в историю хотишь?

Идем… На солнце плеши греем,

поют в Зарядье соловьи…

Войти в историю сумеем —

я и попутчики мои.

Свое и мое

И вот я иду дорогой,

Не чьей-нибудь, а своею,

К друзьям захожу под вечер,

Не к чьим-нибудь, а своим.

Диомид Костюрин

Я меряю путь шагами,

Не чьими-то, а моими,

Ношу я с рожденья имя,

Не чье-нибудь, а свое.

На мир я смотрю глазами,

Не чьими-то, а своими,

И все, как поется в песне,

Не чье-нибудь, а мое.

Вожу я знакомство с музой,

Не с чьей-нибудь, а моею,

Бывает, стихи слагаю,

Не чьи-нибудь, а свои.

Иду в ресторан с женою,

Не с чьей-нибудь, а своею,

Друзья меня ждут под вечер,

Не чьи-нибудь, а мои.

Я потчую их стихами,

Не чьими-то, а своими,

Я им открываю душу,

Не чью-нибудь, а свою.

Стихами по горло сыты,

Не чьими-то, а моими,

Они вспоминают маму,

Не чью-нибудь, а мою…

Автопортрет (Иван Жданов)

Распахано зеркало. В снежные груды

спешит из рельефа стреноженный сом

сушить под водой негативы Иуды

над сферой нависших в зубах хромосом.

Зияет во мне перфокарта рентгена,

лежу, коллапсируя варежкой всей.

Струится гербарий. И сном автогена

Медузу Горгону кромсает Персей.

Фарфоровый месяц устать не боится,

чугунный венок излучает экстаз.

Программа костей от часов отслоится,

и в пол вдохновенный врастет дикобраз.

Пусть бесится критик! Ан крыть ему нечем

причестен Харон к многоструйной судьбе.

Ударит по раме остывшая печень

в углу мирозданья на чахлой резьбе.

Исход непонятен, и взгляд необычен,

как в дырке от бублика тающий гвоздь.

А все потому, что я метафоричен,

подобно спирали, включенной насквозь.

Когда-то в Москве (Евгений Рейн)

В квартире коммунальной, теперь таких уж нет,

Из туалета выйдя, не все гасили свет.

Там жили продавщица, профессор и артист.

Худой как черт Данилов, возможно, и альтист.

И одинокий Котов, философ, эрудит,

Как выяснилось позже, убийца и бандит.

И молодая дама, что, кутаясь в манто,

Работала ночами у станции метро…

Никто и никого там на «вы» не называл,

И пятый пункт анкеты жильцов не волновал.

Ко мне по коридору прокрадывались в ночь

То юная портниха, то генерала дочь.

И как же проклинал я, голодный донжуан,

Предательски скрипящий, продавленный диван!..

Объятья, сплетни, ссоры, дешевое вино!

Нам встретиться на свете уже не суждено

Ни в давних тех квартирах в исчезнувших домах

Ни даже на Багамских волшебных островах…

Кто пил из этой чаши, тот знает, что почем,

А кто не понимает, то я тут ни при чем…

Прекрасную квартиру я вспомню, и не раз.

А смена декораций зависит не от нас.

Реплика пародиста

Очень остроумного и злого

жаль мне пародиста записного,

лучшего эстрадника Москвы.

…есть в нем что-то грустное

и даже

что-то есть еще от тети Даши,

не заведшей

собственных детей.

Сергей Давыдов

Пародист немало озадачен,

что-то вдруг случилось,

не иначе:

вдруг да пожалел его поэт!..

Он сравнил беднягу с тетей Дашей,

видно, осознал,

что в жизни нашей

горше доли пародиста — нет.

Пародист усталости не знает,

пишут все!

А он один читает

горы графоманской чепухи.

Легче быть, наверно, землекопом,

сутками сидеть над микроскопом,

нежели всю жизнь

читать стихи…

Пародист, конечно, пишет мало.

Что и говорить.

душа устала

и бумагу портить ни к чему.

Да, не вышло из него поэта!

И, конечно, за одно за это

можно ставить

памятник ему!

Из-за мыслов (Марина Кудимова)

Необходимо вспять.

Мы — пленники.

Одарены в ноздрю талантом.

Мездра окучивает плевелы,

Праматерь бредит прейскурантом.

На коз, уснувших под наркозом,

Внезапно снизошел не дух ли?

Одры кончают токсикозом,

А незаблудшие — протухли.

В душе сто сорок пять по Цельсию

А оборотни храм ограбили.

Хотят сосцами млеко сцеживать

Шпана, ханыги, мизерабли.

Любимый — головой на скатерти,

Неутоленности знак чей же?

Убогой

Зраком бдеть на паперти,

Сиречь тамбовской казначейшей?!

Прочь от укусов комариных,

Гиперболы осыпьте перхотью!..

Земля стоит на двух Маринах,

Но ужас в том,

Что я — не первая.

Преображение

Вдруг зальюсь румянцем —

Скрою боль и грусть.

С помощью двух пальцев

Больше не сморкнусь.

Виктор Коротаев

Грустно признаваться,

Боль скривила рот.

Я, конечно, братцы,

Раньше был не тот.

Был я хулиганом,

Сопли до пупа.

Водку пил стаканом,

В общем, шантрапа.

Нынче изменился,

Галстуки ношу.

Как бы вновь родился

И стихи пишу.

Встречных не пугаю,

Редко матерюсь,

Громко не рыгаю,

На пол не сморкнусь.

Вежлив непривычно,

Пью теперь боржом.

Шамаю прилично —

Вилкой и ножом.

Не шути со мною,

Ставь на постамент!

Был шпана шпаною,

Стал — интеллигент!

Нехватка

Мы с Разиным в битвах не бились,

Не шли в пугачевских полках,

Но как бы мы им пригодились,

Тихони,

Разини,

В очках…

Евгений Храмов

В казацких набегах крамольных,

Где каждый по-своему прав,

Нехватка была Малахольных,

Растяп не хватало, раззяв.

Жаль, нас разделили эпохи,

А как бы мы были лихи,

Разини, сачки, пустобрехи,

Очкарики и лопухи!

Явили бы чудо отваги

Мы, рохли, сморчки, дохляки,