Репликант-13 - [71]

.

Кто сейчас говорил в ней – Ана или Ив?

Они один и тот же человек.

Они – это ты.

– Думаю, тебе надо больше тренироваться, – вдруг услышала Ив свой голос.

Она затаила дыхание, когда он поднял здоровую руку и коснулся ее лица. Нежно провел кончиками пальцев по ее щеке. Ее ресницы затрепетали, каждый нерв реагировал, словно оголенный провод.

– Это жульничество, – прошептала она.

– Может, тогда мне лучше прекратить, пока не поздно?

– Нет, – выдохнула она. Их губы находились в миллиметрах друг от друга. – Не останавливайся.

– …Уверена?

Вместо ответа Ив обвила рукой его шею и притянула к себе. Медленно поцеловала его долгим и нежным поцелуем. Закрыв глаза, она вздохнула, ее руки задвигались словно сами по себе, блуждая по его гладким плечам и груди. Она ощутила старое, знакомое желание, голод и невесомость всего этого. Ей стало тяжело дышать. Внутри нее разгоралось пламя, пальцы царапали его кожу. Иезекииль поднял ее и усадил на верстак. Ив крепко обняла его, обхватила ногами за талию. В тот момент для нее существовал только он. Только его тепло. Его вкус. Она ощущала его под своими руками. Такого настоящего. Такого совершенно, удивительно настоящего.

Его губы оставляли горящий след на ее щеке и шее, Ив едва могла дышать. Она стащила майку через голову и прижалась к нему. Иезекииль смахнул все с верстака своей новой рукой. Ив запустила пальцы в его волосы, притягивая к себе. Ее словно охватил огонь, и она знала только один способ потушить его – утонуть в этих озерах цвета когда-то голубого неба.

Лемон была права. Пора перестать позволять прошлому определять, кто она. Пришло время принять себя и решить, кем она стала.

– Ив, – шептал Иезекииль, горячим дыханием опаляя ее кожу. – Ив.

– Нет, – прошептала она в ответ.

Их дыхание смешалось. Руки и тела сплелись в одно целое. Девушка закрыла глаза и отпустила себя. Примиряясь с той, кем она была вчера, и решив, кем она хочет быть завтра.

– Называй меня Ана…

_{_______}

Потом они лежали на полу, глядя на мигающую лампу накаливания над ними. Его рука обнимала ее за плечи, а голова Ив покоилась на его обнаженной груди. И хотя он совсем не был человеком, она все равно слышала биение его сердца. Чувствовала пот. Каждая его частичка была настоящей, и каждая принадлежала ей.

– Я скучал по тебе, Ана, – сказал Иезекииль.

– Думаю, я тоже по тебе скучала. – Девушка нахмурилась и покачала головой. – Мне кажется, где-то подсознательно я понимала, что мне чего-то недостает. Даже когда не помнила тебя.

– Но теперь ты все помнишь?

– Последний день по-прежнему нечетко. Те последние часы… – Она потерла глаз и вздохнула. – Часть меня очень хочет вспомнить. А другая часть хочет никогда не вспоминать.

– Ты помнишь, как я пришел в твою комнату? Нашу ночь?

– Помню. – Девушка улыбнулась.

– Теперь ты другая.

Ана подняла голову, нахмурилась.

Нечистая.

Девиант.

Дефектная.

– Какая другая?

– Больше кусаешься. – Он широко ухмыльнулся. – И ты стала красивее.

Она усмехнулась и шутливо хлопнула его по руке.

– Мой очаровательный обманщик.

Иезекииль приподнял ее и, перекатив на спину, посмотрел на нее сверху вниз.

– Я серьезно, – сказал он. – За прошедшие годы ты действительно изменилась, но в лучшую сторону.

Ана посмотрела на свою пустую ладонь. Медленно сжала пальцы.

– Даже если теперь я фрик?

Иезекииль нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

Девушка вздохнула.

– Я девиант, Зик. Разве ты не понимаешь, что это значит? Забыл про Братство? Или думаешь, охотник за головами ищет меня только потому, что ему не нравится, как я одеваюсь? Рядом со мной ты никогда не будешь в безопасности.

Идеальная бровь искривилась в идеальную дугу.

– Помнишь, что я сказал тебе той ночью? В твоей комнате? – спросил Иезекииль.

– …Мои несовершенства делают меня совершенством?

– Мы репликанты. Можешь порезать нас, ранить – мы все равно снова станем такими же, как были. Но вы, люди… если вам причинить боль, у вас останутся шрамы. – Он коснулся слота для монет на своей груди. – Поэтому я сохранил его. Чтобы он напоминал мне. По вашим шрамам можно сказать, кто вы. Ваша кожа – это страницы, шрамы – чернила, и они рассказывают историю вашей жизни. И именно твои шрамы делают тебя такой прекрасной, Ана. «Девиация» или как там это называется… Всего лишь слова. Ты считаешь это ненормальным. А для меня это что-то невероятное. Я так не умею. Поэтому так люблю это в тебе. И тебя.

Ана хотела что-то сказать, но он закрыл ей рот поцелуем, который пронзил ее, словно электрический разряд, до самых кончиков пальцев. А когда она открыла глаза, Иезекииль смотрел на нее так, что ей захотелось, чтобы на нее так смотрели всегда.

– Из всех ошибок, которые я совершала, ты моя самая любимая, – прошептала девушка.

Иезекииль погладил ее по волосам, и его глаза подернулись дымкой беспокойства. Ив вспомнила его реакции. Наклон его головы и крепко сжатые челюсти.

– Мы не можем здесь оставаться, – наконец сказал он. – Ты же понимаешь это, да? Не знаю, почему за тобой охотится тот священник, но немногие могут позволить себе нанять такого опасного человека.

– Я понимаю. – Ана вздохнула – чары рассеялись. Пол под ее голой спиной стал холодным. В воздухе повис запах ржавчины. – И рано или поздно он починит своего блитцхунда. Все эти дети… если он выследит нас, нам лучше быть подальше отсюда.